Глава 27.
Мои вопросы и сомнения о Приэре и м-ре Гурджиеве, завладевшие мной на короткое время, быстро утихли. Я больше не интересовался ими, а соскользнул назад в ежедневный рабочий порядок, как будто большая тяжесть была сброшена с моих плеч.
Глава 26.
Вскоре после смерти м-м Островской атмосфера в Приэре, казалось, изменилась; отчасти это было несомненно из-за ее смерти (Гурджиев, например, жил с женщиной, забеременела несколько месяцев спустя); отчасти — просто потому, что неизбежно когда-то становишься взрослым.
Глава 25.
Отношение м-ра Гурджиева ко мне, хотя оно продолжало быть тем же в поверхностном смысле, претерпело определенное изменение, которое, я чувствовал, началось с предыдущего Рождества.
Глава 24.
В то время, когда м-м Островская болела и м-р Гурджиев ежедневно бывал у нее, одна особа, которая была близким другом его жены многие годы, серьезно возражала против того, что делал м-р Гурджиев; ее доводом было то, что м-р Гурджиев бесконечно продлевал страдания его жены и что это, возможно, не могло служить какой-нибудь достойной или полезной …
Глава 23.
Турецкая баня состояла из трех комнат и маленькой котельной, в которой брат м-ра Гурджиева, Дмитрий, разводил огонь. Первой комнатой, в которую входили, была раздевалка; затем — большая круглая комната, оборудованная душем и несколькими водопроводными кранами, скамейками вдоль всех стен и массажным столом в центре комнаты.
Глава 22.
Однажды осенним утром я проснулся очень рано, когда было еще темно, с первыми лучами солнца, появлявшегося на горизонте. Что-то беспокоило меня в то утро, но я не представлял себе что это было: у меня было неясное чувство беспокойства, ощущение, что случилось что-то необычное.
Глава 21.
Так как лето подходило к концу, многие из приехавших американцев готовились покинуть Приэре и, вероятно, не видеть его снова. Им было разрешено задержаться, хотя школа и была реорганизована, но ожидалось, что они не вернутся на следующий год.
Глава 20.
Одним из развлечений среди всех детей при исполнении "обязанностей швейцара" — а эта обязанность была почти исключительно работой детей — было соревнование в том, чтобы быть достаточно проворным и успевать вовремя открывать ворота для машин, чтобы Гурджиев мог проехать через них без остановки, и дуть в рожок, сигналя привратнику.
Глава 19.
С тех пор как м-р Гурджиев занялся писанием книг, ему, вполне естественно, понадобилось содержать машинистку. Он не подошел к этому в какой-нибудь обычной манере, а держал, с великим фанфаронством, молодую немку, которую он обнаружил где-то в своих поездках.
Глава 18.
Иногда я думал о Гурджиеве, как об искусном рыбаке или охотнике; случай с дамами и "знаменитое старое вино" было только одним из многих примеров, в которых он, по-моему, по крайней мере ставил ловушку или наживлял крючок, а затем с большим развлечением садился наблюдать жертву, обнаруживающей свои слабости, после того как ее поймали.