Отношение м-ра Гурджиева ко
мне, хотя оно продолжало быть тем же в поверхностном смысле, претерпело
определенное изменение, которое, я чувствовал, началось с предыдущего
Рождества.
Я продолжал убирать его комнаты, приносить ему кофе и исполнять
его поручения, но непринужденное, нежное чувство, которое существовало между
нами — почти подобное чувству отца и сына — казалось, исчезло; как будто он
намеревался создать некоторое расстояние и сдержанность между нами.
Когда он
говорил со мной прежде, каков бы ни был предмет наших разговоров, он часто
ссылался на тот факт, что я еще ребенок, и что многое из того, что он
говорит, я пока не могу понять. Но со временем, в процессе наших разговоров,
его тон стал более серьезным, и он перестал относиться ко мне, как к
мальчику. Я чувствовал, что он начал ожидать от меня, что я сам позабочусь о
себе, используя свой собственный разум — он, в действительности, убедил меня
стать взрослым.
Он часто обсуждал человеческие отношения вообще,
специфические роли мужского и женского пола и человеческую судьбу; также
часто эти рассуждения не были адресованы исключительно мне, а ко всей группе,
членом которой я был. Он старался, чтобы мы поняли, что, когда бы он ни
обращался к кому-нибудь из нас по поводу чего-нибудь в присутствии других,
для каждого из присутствовавших могло быть полезным слушать то, что он
говорил. Многие из нас чувствовали, что часто, обращаясь к кому-нибудь лично,
он говорил не столько этому человеку, сколько тому в группе, кто мог
чувствовать, что разговор может быть полезен ему. Мы иногда чувствовали, что
он разговаривает с определенным человеком через кого-нибудь еще; как будто
намеренно не обращаясь к человеку прямо.
Он возвращался к теме добра и зла,
активного и пассивного, положительного и отрицательного очень часто. На меня произвело впечатление то, что он сказал о м-м Стьернваль и о себе в этом отношении,
когда он рассказывал мне о возвращении серег; это казалось мне продолжением
темы, на которую он говорил периодически: двойственная природа человека и
необходимость приобрести или создать примиряющую силу. Эта сила, во внешнем
проявлении, должна быть создана в человеческих отношениях между индивидами;
во "внутреннем" аспекте, она должна быть приобретена или создана
внутри человека как часть его собственного развития и роста.
Одной из
наиболее важных вещей в заявлениях, рассказах, лекциях или обсуждениях
Гурджиева (который имел свое собственное название для них), было громадное
влияние, которое он оказывал на слушателей. Его жесты, манера выражать себя,
невероятный диапазон тона, динамика его голоса и применение чувства — все
казалось рассчитанным на то, чтобы очаровать слушателей; может быть,
загипнотизировать их до такой степени, чтобы они не были способны спорить с
ним в это время. Несомненно, несмотря на множество вопросов, которые могли
прийти на ум слушателям, когда Гурджиев кончал говорить, всегда, прежде чем
такие вопросы возникали, создавалось глубокое и длительное впечатление. Мы не
только не забывали то, что он говорил нам, но было обычно невозможно забыть
то, что он сказал, даже если кто-нибудь и хотел забыть это.
Короче, после
эпизода с серьгами м-м Стьернваль он однажды снова поднял вопрос о мужчинах и
женщинах, об их ролях в жизни и, в дополнение, об особых ролях полов в его
работе или в какой-нибудь религиозной или психологической работе, которая
имела целью саморазвитие и личностный рост. Я был удивлен и озадачен тогда, и
много раз позднее, когда он затрагивал эту тему, повторением того, что его
работа была не только "не для каждого", но что "женщины не
нуждаются в ней". Он говорил, что природа женщин была такова, что "саморазвитие",
в смысле этой фразы, было нечто, чего они не могли достигнуть. Среди всего
прочего, он сказал: "Природа женщины очень сильно отличается от природы
мужчины. Женщина — от земли, и единственная надежда для нее, чтобы подняться
к другой стадии развития — достичь Небес, как вы говорите — это с мужчиной.
Женщина уже знает все, но такое знание бесполезно для нее, в действительности
может быть почти подобно яду для нее, если с ней нет мужчины. Мужчина имеет
одну вещь, которая не существует в женщине никогда — то, что вы называете
"стремление". В жизни, мужчина использует эту вещь — это стремление
— для многих вещей, все не для тех, которые нужны для его жизни, он должен
использовать, так как имеет такую потребность. Мужчина — не женщина —
поднимается в горы, ходит под океанами, летает в воздухе, потому что должен
делать подобные вещи. Для него невозможно не делать; нельзя сопротивляться
этому. Посмотрите на жизнь вокруг вас: мужчина пишет музыку, мужчина рисует
картины, пишет книги — всякие такие вещи. Это путь, думает он, найти Небеса
для себя".
Когда кто-нибудь возражал, что науки и искусства не были, в
конце концов, ограничены исключительно миром мужчины, Гурджиев смеялся:
"Вы задаете вопрос о женщине-артисте, женщине-ученом. Я говорю вам — мир
все смешал, и я говорю вам истину. Истинный мужчина и истинная женщина это не
только один пол — не только мужское или женское. Истинное человеческое
является сочетанием этих двух начал: активного и пассивного, мужского и
женского. Даже вы, он сделал широкий жест, охватывающий всех нас, — иногда
понимаете это, потому что иногда вы удивляетесь, когда вы видите мужчину,
который чувствует что-то подобно женщине, или женщину, которая действует
подобно мужчине; или даже когда в себе переживаете чувства, присущие
противоположному полу". "Все мы живем в том, что мы называем
Вселенной, но это только очень маленькая солнечная система, самая маленькая
из многих, многих солнечных систем, — даже очень неважное место. Например, в
этой солнечной системе люди двуполы: необходимо иметь два пола для воспроизведения
рода — примитивный метод, который использует часть стремления человека для
создания большего количества людей. Человек, который знает как достичь
вершины себя — как прийти к собственным Небесам — может использовать все это
стремление для своего развития, для того, что вы называете бессмертием. В
мире, как он теперь существует, нет человека, способного сделать это:
единственной возможностью для бессмертия является воспроизведение. Когда
человек имеет детей. Со смертью тела умирает не все".
"Для женщины
нет необходимости делать в мире работу мужчины. Если женщина может найти
истинного мужчину, тогда женщина также становится истинной женщиной без
необходимости работы. Но, как я говорю, мир перемешан. Сегодня в мире нет
истинного мужчины, поэтому женщина пытается стать мужчиной, делает работу
мужчины, которая является вредной для природы".