Мадам де Зальцманн приходила сегодня днем в Мезон и побывала везде – на кухне, в танцевальном зале, в библиотеке в швейной и других мастерских, словно желая проверить, все ли идет как надо, и утвердить всех ответственных лиц. Все эти дела – тоже Работа, но она говорит: «При этом самое главное – связь с высшей энергией. Когда связь не установлена, нужно оставаться с этим отсутствием связи. Наблюдайте все, что происходит: ощущайте связь или ее отсутствие. Оставайтесь с этим».
Я чувствую, что «Restez devant!» (Постоянно ощущайте!) – это мантра мадам де Зальцманн, та мантра, которую она дает нам. Эти слова всегда нужно помнить.
Мадам де Зальцманн пришла в мастерскую, где стоял шум от пил и дрелей. Я возился с огромным куском дерева, распиливая его на станке. Она подошла ко мне и улыбнулась. Перекрывая шум, она сказала: «Вы понимаете, что здесь все так же. как и на медитации?»
Замечание мадам де Зальцманн привлекло всеобщее внимание и полностью изменило атмосферу в мастерской. После того как она ушла, я задумался: то ли она хотела сказать, что работа в мастерской так же важна и священна, как медитация, – то ли то, что в сознании человека, в моем сознании, стоит такой же шум во время медитации, как и тут в мастерской. Я вспомнил, как Кришнамурти ответил на мой вопрос о природе мысли, что мысль подобна воде у мельницы. И затем он добавил со злорадным восторгом, что мой ум подобен мельнице! После разговора с мадам де Зальцманн мой ум – и это я особенно отчетливо осознал – просто принялся работать вхолостую, ассоциируя то и это.
Но при этом я каким-то образом мог смотреть на все словно со стороны, мог наблюдать за мартышкой и ее фокусами, и меня это забавляло.
За ланчем мадам де Зальцманн, должно быть, увидела, что большинство из нас не ощущают внутренней связи с той энергией, о которой она говорит и которую являет нам своим примером. Она заметила, что когда мы приходим работать на весь день, каждый из нас ответствен за то, чтобы привнести определенную энергию. Она подчеркивала, насколько значимо добиться слияния двух энергий, или сил, – высшей и низшей. Энергия свыше очень важна, но она не может развиваться вне союза с низшей энергией.
* * *
Совершенно ясно, что самое главное – это видеть, а не читать и думать. Кажется, Виттгенштейн говорил в минуту озарения: «Не думай, смотри!» Можно даже сказать, что надо «не смотреть, а видеть». Особенно следует опасаться (и во внутреннем, и во внешнем мире) тех, кто всего лишь болтает и говорит слова о словах. Необходимо быть истинным ученым внутреннего мира. Меня интересует энергия внимания или сознания, которая есть во мне и которая проходит через меня. Разумеется, лишь ради этой энергии мы постигаем йогу или дзен или занимаемся Работой и изучаем соответствующие книги и писания. Очень важно хранить чистоту намерений и не потеряться в потоке информации, увлекаясь деталями и объяснениями: нужно познать на опыте то, что есть. Много лет назад я сказал мадам де Зальцманн – и мне следует напоминать себе об этом снова и снова, – что я ищу такое знание, которое я могу потрогать и съесть. Если мое тело и душа не получат ощутимую пищу от того, что я вижу и узнаю, ничто истинное не останется со мной. Мудрец Яджнавалкья сказал в одной из древнейших Упанишад, что лишь ради осознания истинного (Атмана) мы обретаем друзей, богатство, опыт или знание, Мы живем только ради этого. Как часто повторяла мадам де Зальцманн, «без связи с истинным Я ваша жизнь не имеет смысла. Без этой связи вы ничто».
* * *
Вчера вечером на занятии в группе мадам де Зальцманн говорила с большой силой. Я все время поражаюсь, какая она удивительная. Не знаю почему, но меня печалит мысль о том, что Кришнамурти не был знаком с ней. Я полагаю, дело в том, что для меня Кришнамурти много значит и мне хотелось бы, что бы он был знаком с мадам де Зальцманн. С каждым из них у меня сложились очень теплые отношения, но при этом совершенно разные. Кришнамурти казался уязвимым, как раненая голубица, и нежно-аристократичным, как одинокий лебедь; с ним я часто спорил и порой шутил, чаще в личном общении, иногда на публике. Но с ней, в ком сочетаются огонь огромная сила и способность к глубочайшему прозрению, я редко спорю даже в душе. Если я понимаю, о чем она говорит. все во мне соглашается.
Я задал вопрос на английском, чтобы быть уверенным, что верно выразил мысль. Он касался страха потерять все, что мне привычно, и стать другим, иными словами – боязни трансформации. Во мне живет этот страх, и, возможно, он самый сильный из всех. Когда он встречает меня у порога, мне иногда кажется, что я падаю в обморок. Она долго отвечала мне по-английски и сказала, что я не открываюсь и мое тело сковано. «В теле не должно быть совершенно никакого напряжения. Тогда тонкая энергия тут же придет сама по себе».
Несколько минут спустя она посмотрела на меня и отметила, что теперь я больше открылся. Она говорила очень убедительно и долго о необходимости открываться, совершенно расслабить тело, о решении работать и о том, что всего себя нужно посвятить работе, о правильном положения тела, о том, что надо наказывать тело, если необходимо, о сознательном труде и преднамеренном страдании. Она сказала: «Теперь для Работы особый момент. Многое сейчас возможно. Крайне важно знать, как работать. Над чем? С чем? Почем? Надо видеть абсолютно ясно».
Париж, май 1985