Какое-то смутное чувство мучило меня уже долгое время. Я ощущал, что время уходит, что я старею и нельзя откладывать на потом установление отношений с тем, что реально. Миссис Уэлч предложила мне поработать с мадам де Зальцманн и, написав ей от моего имени, посоветовала мне отправиться в Париж, как только я сумею это устроить.
Я приехал в Париж в конце февраля 1980 года. Визит к мадам де Зальцманн был назначен на шесть часов вечера. Я хотел приехать пораньше, чтобы оставить за порогом волнение и спешку. Примерно в полпятого пополудни я вышел из собора Нотр-Дам, предполагая, что приеду на встречу примерно в четверть шестого, и у меня будет достаточно времени, дабы собраться с мыслями.
Поразительно, как мало мы знаем о силах, которые противостоят нам и сопротивляются всему, что мы предпринимаем. Быть может, если то, что ты делаешь, действительно важно, то на каком-то уровне этому возникнет серьезное сопротивление. А для меня встреча с мадам де Зальцманн была важной.
Я до сих пор точно не знаю, что случилось, но вот я сижу в метро, и поезд стоит. Люди вокруг начинают нервничать и повышать голос. Я не владею французским и не могу ни о чем спросить. И понятия не имею, в чем дело. Я обратился к нескольким попутчикам; наконец кто-то ответил по-английски, что в тоннеле какая-то авария. Все говорили, что поезд скоро поедет. Время шло, люди нервничали еще больше. Многие вышли из поезда – наверное, чтобы пересесть на наземный транспорт. Я постарался определить, что именно произошло, насколько это серьезно и как мне лучше поступить.
* * *
Кто-то сказал по-английски, что погиб один из членов профсоюза работников метро – будто бы попал под поезд, и профсоюз неожиданно устроил забастовку. К тому времени было уже четверть шестого, а встреча назначена на шесть.
Наконец, по-прежнему безо всякой уверенности относительно того, как поступить, я вышел из поезда в надежде поймать такси. На улице внезапно разразилась гроза. Лило как из ведра, и все ловили такси. Потеряв уйму времени, но так и не поймав машину, я пошел пешком, потом побежал. Я совершенно не знал города и не представлял, сколько придется бежать. Я бежал полчаса, прежде чем удалось остановить такси. Несмотря на все свои благие намерения, я оказался у двери квартиры мадам де Зальцманн с опозданием почти на час, запыхавшийся, раздраженный и вымокший до нитки. Дверь открыла ее невестка; она была страшно сердита на меня за то, что я заставил мадам де Зальцманн ждать. Она сказала, что мадам де Зальцманн предстоит еще одна встреча и что, возможно, сейчас она не сможет меня принять. Однако она пошла обо мне доложить.
Вскоре ко мне вышла сама мадам де Зальцманн. Она была совершенно спокойна и собранна и пригласила меня в гостиную. Мне очень хотелось все объяснить, рассказать, что опоздал я не по своей вине, а по не зависящим от меня обстоятельствам. Но прежде чем я попытался открыть рот, она сказала: «Важно не поддаваться искушению действовать импульсивно. У меня скоро встреча, но я приму вас. Там могут подождать».
Я подивился, как она проницательна и с какой высоты, в какой перспективе видит весь мир – и меня в нем. Встреча продолжалась полчаса или чуть дольше, и она подчеркнула, что необходимо работать. Она спросила, как я работаю и с кем, и посоветовала приехать в Париж на более долгий срок: «Приезжайте, когда сможете, и пробудьте как можно дольше». Я сказал, что могу приехать через несколько месяцев. Она ответила, что это было бы хорошо и что мне следует написать ей заранее или позвонить.
Когда я уходил, она сказала, что я могу поехать вместе с ней в Мезон – так называется дом Работы в Париже, – и после этого шофер отвезет меня, куда мне нужно. Сидя в уютном салоне машины, направлявшейся к Нотр-Даму, где я должен был встретить своих спутников, проезжая по улицам, где я за час до того бегал под дождем, пытаясь поймать такси, я подумал: вот она, ирония судьбы. Тогда я был вне себя, растерян, беспомощен. А теперь меня переполняло совсем другое чувство – словно я стою на пороге новой жизни.
* * *
На следующий день человек, который раз в неделю прилетает из Лондона на встречи в Париже, поблагодарил меня за то, что я задержал мадам де Зальцманн. Очевидно, по причине той же грозы отложили рейс из Лондона, и их встреча могла не состояться, если бы она приехала вовремя. Он благодарил меня с такой искренностью и убеждением, будто я задержал ее намеренно и только ради него.
Он смотрел на ситуацию со своей колокольни, я – со своей. Мадам де Зальцманн все видит в гораздо более широкой перспективе.
* * *
На групповых занятиях с мадам де Зальцманн всегда было ощущение большой важности и глубины общения. То, что она говорила, передавалось мне не столько на уровне идей, сколько физически, как будто ее слова имели реальный вес. Ее слова казались продолжением музыки, которую мы слушали вечером перед встречей, и все мое существо наполнялось напряженным переживанием происходящего. Вокруг нее словно было свечение, и я подумал: не это ли называется нимбом в религиозной литературе?
Кто-то спросил на встрече: «Как узнать, есть ли у меня предназначение? Может, оно и есть, но я этого не чувствую. То же касается и многих других идей Работы. Мне кажется, существование человека в высшей степени бессмысленно. Человек может найти применение своей жизни, но высшего смысла в этом нет».
Эти слова настолько выражали мои собственные мысли, что, казалось, вопрос был задан специально ради меня. Человек говорил искренне, не пытаясь выставить себя напоказ или вызвать жалость. Слова мадам де Зальцманн запомнились мне не как идеи, а скорее как музыка. Я помню лишь то, что она сказала: «Вы недостаточно любите себя, свое истинное Я – то, которое желает проявиться, которому необходимо проявиться». Она говорила четверть часа. Ее голос походил на звон тончайшего хрусталя.
Я редко ощущаю такую тишину и легкость, как на той встрече. Два самых сильных впечатления: она была гораздо лучше видима, чем все, кто сидел рядом с ней, и в какой-то момент я ощутил, будто не только ее голос, но и она сама внутри меня.
Несколько недель спустя на встрече я описал мадам де Зальцманн свое ощущение. Она сказала: «Это пример того, как слушают по-настоящему. Ваш опыт говорит о том, что мы действительно можем становиться друг другом, оставаясь в то же время независимыми личностями». Такое утверждение, однако, абсолютно идет вразрез с доводами рассудка и моим представлением о пространстве и времени. Я сказал: «Очевидно, это противоречит обычной логике, рассудок отказывается это принимать. Как поставить его на свое место?» Она ответила: «Вы пытаетесь все понять головой, потому что доверяете ей больше всего». «Почему мне так нужно под все подводить теорию? – спросил я. – Почему голова так себя ведет? Я не хочу этого!» Она улыбнулась мне и сказала: «Если я отвечу, вашу голову это устроит и вы решите, что все поняли, хотя на самом деле не поняли ничего».
Пока я дожидался ее у нее в кабинете, я все думал: «Что можно спросить у самого мудрого человека на Земле?» И вот теперь мне кажется, что ни один мой вопрос не затрагивает сути. Очевидно, понимание – плод неспешного, кропотливого труда, и просто задавать вопросы – этого мало. А кроме того, чем заплатить за ответ и что примут в уплату?
* * *
Я только что вернулся домой, проведя полчаса в обществе мадам де Зальцманн. Когда я думаю об этом, мне даже страшно становится. Не может быть, чтобы тебе так много отдавали и рано или поздно ничего бы не попросили взамен. Рядом с ней я ощущаю такое вдохновение и полноту жизни. Неважно, какой вопрос задать. И нужно ли вообще задавать вопросы? Для меня благодать – само ее присутствие. Чем воздать за ее щедрый дар времени, внимания и сил?
* * *
Я спросил, как научиться слышать и видеть. Сказал, что не воспринимаю других людей и даже себя самого как живого человека. Мне кажется, будто я отрезан от всех и совершенно слеп.
Похоже, причина в том, что я слишком поглощен собой; меня потрясла мысль о том, что сатана поступает так же – в этом суть его отношения к миру
Она сказала:
«Вы готовы, и вы должны требовать от себя большего. Вам нужно, чтобы рядом был тот, кто сумеет помочь. Но вы должны еще и отдавать. И призывать других к Работе – от этого и зависит ваша Работа. Но самое главное, вы должны ощутить потребность познать себя. Вы чем-то являетесь, но чем или кем — вам неизвестно. Вам нужно осознать, что вы не знаете этого и что вам необходимо это узнать. Открыть эту дверь – самый важный шаг.
В буддизме и индуизме вы можете прочесть, что означает «открыть дверь»; это есть и в книгах мсье Гурджиева. Все говорят об одном. Есть разные уровни энергии. Порой мы способны погрузиться в более истинный поток.
Вы ищите знание, которое берется не из книг. Лишь когда вы обретете его, голова сможет почерпнуть что-то из книг, в которых вы узнаете собственный опыт. Вам нужно воспринять знание непосредственно.
Вам помогут танцы. В движениях самое главное – не положение тела, а то, что вами движет, энергия – в одном положении, в другом. И никто не научит вас; вам следует смотреть внутрь самого себя».
* * *
Когда я отправился на очередную встречу с мадам де Зальцманн, она спросила, над чем я работаю. Я не знал, что ответить. Я полагал, что вообще ни над чем не работаю. Если быть честным с самим собой, придется признать: я всего лишь мечтаю — иногда мечтаю о том, что начну работать.
Она сказала: «Вы видите лишь эту сторону и знаете, что на другой стороне тоже что-то существует, но эти стороны разделены. Как увязать и то и другое? Бывает, что можно оказаться в середине».
Она вновь подчеркнула, что необходимо достичь внутри себя гармонии между энергетическими центрами: не на словах, а на опыте. Я помню, она говорила об этом и раньше, но теперь эти слова поразили меня с новой силой. Я изредка ощущаю, что этой гармонии во мне нет, и никогда не чувствую ее присутствия.
Мадам де Зальцманн сказала нам за ланчем: «Чему вы служите? В каждом из вас есть нечто особое – высшая энергия достойная того, чтобы ее уважать. Без нее вы служите только тому, что доставляет вам удовольствие. Это не значит, что нужно игнорировать нужды тела или ума. Но если вы не ощущаете более тонкой энергии внутри себя – которая не есть вы -и не служите ей, ваша работа не имеет смысла».
Нью-Йорк, 1971–1976? Париж, февраль 1980