Религия есть относительное понятие. — Религии соответствуют уровню бытия человека. — «Может ли помочь молитва?» — Учиться молитве. — Общее невежество относительно христианства. — Христианская церковь как школа. — Египетские «школы повторения». — Важность обрядов. — «Техника религии». — Где в человеке звучит слово «я»? — Две части подлинной религии; чему учит каждая из них. — Кант и идея масштаба. — Органическая жизнь на Земле. — Рост луча творения. — Луна. — Человечество есть эволюционирующая часть органической жизни. — Застой человечества. — Изменения возможны только на «перекрёстках». — Процесс эволюции всегда начинается с образования сознательного ядра. — Существует ли сознательная сила, которая борется против эволюций? — Эволюционирует ли человечество? — «Двести сознательных людей могли бы изменить всю жизнь на Земле». — Три «внутренних круга» человечества. — «Внешний круг». — Четыре «пути» как четыре входа в «экзотерический круг». — Школы четвёртого пути. — Псевдо-эзотерические системы и школы. — «Истина в форме лжи». — Эзотерические школы на Востоке. — Посвящение и мистерии. — Возможно только самопосвящение.
В беседах описываемого периода, т.е. конца 1916
года, Гурджиев несколько раз касался вопросов религии. Иногда кто-нибудь
спрашивал его о религии; и Гурджиев неизменно начинал с того, что обращал
особое внимание на то, что наше отношение к религии в основе своей содержит
нечто весьма ошибочное.
— Во-первых, — говорил он, — религия есть относительное
понятие: она соответствует уровню человеческого бытия, и религия одного
человека может совершенно не годиться для другого. Иными словами, религия
человека «Необходимо понять, что религия человека номер один есть религия
одного рода; религия человека номер два — религия другого рода; и религия
человека номер три — это религия третьего рода. Религия человека номер
четыре, пять и далее — это явление совершенно иного порядка, чем религия
человека номер один, два и три.
«Во-вторых, религия — это делание; человек не
просто думает о своей религии или чувствует её, а «живёт» ею, «живёт» своей религией, насколько это в его силах; иначе это будет не
религия, а просто фантазия или философия. Нравится это ему или нет, но он
показывает своё отношение к религии действиями — и он может показать своё
отношение к ней только действиями. Поэтому если его действия
противоположны тем, которых требует данная религия, он не может утверждать,
что принадлежит к ней. Огромное большинство людей, называющих себя
христианами, не имеет никакого права так называть себя, ибо эти люди не
только не исполняют требований своей религии, но даже и не думают, что эти
требования необходимо исполнять.
«Христианство запрещает убийство. Однако всё
то, к чему ведёт наш прогресс,— это прогрессирующие способы убийства и
ведения войны. Как же мы смеем называть себя христианами?
«Никто не имеет права называть себя
христианином, если он не выполняет заповедей Христа. Человек может сказать,
что он желает стать христианином, если он стремится выполнять эти
заповеди. Если же он совсем о них не думает, или смеется над ними, или
подменяет их какими-то собственными изобретениями, или просто забывает о них,
он не имеет права называть себя христианином.
«Я привёл пример войны, потому что этот пример
самый разительный. Но и без войны жизнь являет собой точно такую же картину.
Люди называют еебя христианами, однако не понимают, что они не только не
желают, но и не могут быть христианами, ибо для этого необходимо не просто
желать, а уметь — уметь быть единым.
«Человек как таковой не един; это не «я», а
«мы» или, более правильно, «они». Из этого всё проистекает. Предположим,
человек решает, следуя Евангелию, подставить левую щеку, если его ударили по
правой. Но так решает одно «я» в уме или в эмоциональном центре. Одно «я»
знает и помнит об этом, а другие «я» не помнят. Вообразим, что случается на
самом деле, если кто-то ударит такого человека. Вы думаете, он повернёт
обидчику левую щеку? Никогда! У него даже не будет времени подумать о
случившемся. Он или ударит обидчика по физиономии, или станет звать
полицейского, или бросится бежать. Его двигательный центр будет реагировать
привычным образом или так, как его научили, прежде чем этот человек
сообразит, что именно он делает.
«Для того, чтобы подставить щеку, необходимо
специальное обучение, длительная подготовка. И если эта подготовка является
механической, она опять-таки ничего не стоит, ибо в подобном случае человек
подставляет щеку лишь потому, что больше ничего не умеет делать».
— Может ли молитва помочь человеку жить
по-христиански? — задал кто-то вопрос.
— Всё зависит от того, что это за молитва, —
ответил Гурджиев. — Молитва субъективного человека, т.е. человека номер один,
два и три, может дать только субъективные результаты, а именно: самоутешение,
самовнушение, самогипноз. Объективных результатов она дать не может.
— Но разве молитва вообще не может дать
объективных результатов? — спросил один из присутствующих.
— Я уже сказал: всё зависит от того, чья это
молитва, — отвечал Гурджиев.
«Нужно научиться молиться с таким же
совершенством, как люди учатся всему остальному. У того, кто знает, как
молиться, кто умеет правильно сосредоточиваться, — у такого человека молитва
даёт результаты. Следует только понять, что существуют разные молитвы, и их
результаты различны. Это известно даже из обычного богослужения. Но мы,
говоря о молитве или о её результатах, как правило, имеем в виду один вид
молитвы — мольбу; или же считаем, что мольбу можно соединить с
остальными-видами молитвы. Конечно, это неправильно.
Большая часть молитв не имеет ничего общего с
мольбами. Я говорю о древних молитвах: многие их них гораздо старше, чем
христианство. Эти молитвы представляют собой, так сказать, повторения; повторяя их вслух или про себя, человек стремится пережить разумом или чувством
то, что в них заключено, их содержание. И человек всегда может составить для
себя новые молитвы. Например, человек повторяет: «Я хочу быть серьёзным». Всё
дело в том, как он это говорит. Если он повторяет такую молитву даже десять
тысяч раз в день и думает при этом, как бы скорее кончить повторение, что у
него будет на обед и тому подобное, тут будет не молитва, а самообман. Но эта
формула может стать молитвой, если человек повторяет её следующим
образом: он произносит «я» и пытается в это
время думать обо всём, что он знает о «я». Оно не существует; нет единого
«я», есть лишь толпа мелочных, обманчивых, сварливых «я». Но он хочет быть
единым «я», господином; он припоминает повозку, лошадь, возницу и господина.
Говоря «хочу», он думает о значении фразы «я хочу». Может ли он хотеть? В нём
всё время «что-то хочет или не хочет». Но этому «хочет» или «не хочет» он
стремится противопоставить собственное «я хочу», связанное с целями работы
над собой, т.е. ввести в привычное сочетание двух сил — «оно хочет» и «оно не
хочет» — третью силу. «Быть» — человек думает о том, что значит «быть», каков
смысл «бытия», бытия механического человека, с которым всё случается, и бытия
человека, который способен делать. Так что «быть» возможно по-разному. Он
хочет «быть» не просто в смысле существования, но в смысле величия, силы. И
слово «быть» приобретает для него особый вес, новый смысл. «Серьёзным» —
человек думает о том, что значит быть серьёзным. Очень важно, как он отвечает
себе на этот вопрос. Если он понимает, что это значит, если правильно
определит для себя, что значит быть серьёзным, если чувствует, что
действительно желает этого, тогда его молитва может дать результат — в том
смысле, что у него прибавятся силы, что он чаще будет замечать свою
несерьёзность, легче преодолевать себя и заставлять быть серьёзным.
Совершенно таким же образом человек может «молиться», повторяя:
«Я хочу вспоминать себя». «Вспоминать» — что
значит «вспоминать»? Человек должен подумать о памяти. Как мало он
вспоминает! Как часто он забывает то, что решил, видел, знает! Его жизнь была
бы иной, если бы он мог вспоминать. Все болезни приходят из-за того, что он
не помнит. «Себя» — он снова возвращается к себе. Какое из своих «я» он хочет
вспоминать? Стоит ли вспоминать всего себя? Как может он различить, что хочет
вспоминать? Идею работы! Как может он соединить себя с идеей работы? — и так
далее, и тому подобное.
«В христианском богослужении очень много таких
молитв, где надо размышлять над каждым словом. Но они теряют весь смысл, всё
значение, если их повторяют или распевают механически.
«Возьмите обычную молитву: «Господи, помилуй
меня!» Что это значит? Человек взывает к Богу. Он должен немного
подумать, сделать сравнение и спросить себя — что такое Бог и что такое он?
Затем он просит Бога помиловать его. Но для этого Бог должен подумать
о нём, заметить его. А стоит ли замечать его? Что в нём есть такого, о
чём стоило бы думать? И кто должен о нём думать? — сам Бог! Понимаете, все
эти мысли и ещё многие другие должны пройти через его ум, когда он произносит
эту простую молитву. И тогда именно эти мысли могут сделать для него то,
чего он просит от Бога. Но о чём он способен думать и какой результат
может дать молитва, если он просто повторяет, как попугай: «Господи, помилуй!
Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Вы сами знаете, что это не даст никаких
результатов.
«Вообще говоря, о христианстве и о формах
христианского поклонения нам известно очень мало; мы ничего не знаем об
истории и возникновении многих вещей. Например, церковь, храм, где собираются
верующие и где совершаются службы согласно особым обрядам, — откуда она
взята? Люди совсем не думают об этом. Многие считают, что внешняя форма
поклонения, обряды, пение гимнов и тому подобное были придуманы отцами
церкви. Другие полагают, что эта внешняя форма была частично взята из
языческих религий, а частично у евреев. Но всё это неверно; вопрос о
происхождении христианской церкви, т.е. христианского храма, гораздо
интереснее, чем мы думаем. Начать с того, что церковь и богослужение в той
форме, какую они приняли в первые века христианства, не были заимствованы у
язычников или у евреев, потому что ничего подобного не существовало ни в
греческих, ни в римских культурах, ни в иудаизме. Еврейская синагога,
еврейский храм, греческие или римские храмы разных богов представляли собой
нечто совершенно отличное от христианской церкви, которая приняла свой облик
в первом и втором веках. Христианская церковь — это школа; но люди забыли о
том, что это школа. Вообразите школу, где учителя читают лекции и выполняют
пояснительные демонстрации, а ученики или просто люди, заходящие в школу,
принимают эти лекции и демонстрации за церемонии и обряды, за «таинства» и
магию. Это было бы приближением к христианской церкви нашего времени.
«Христианская церковь, христианская форма
поклонения не изобретена отцами церкви, а заимствована в готовом виде из
Египта, но только не из того Египта, который мы знаем, а из того, который нам
неизвестен. Этот Египет находился на том же самом месте, что и известный нам,
но существовал гораздо раньше. В исторические времена сохранились лишь
небольшие отрывки его знания; но эти отрывки удерживались в тайне настолько
хорошо, что мы даже не знаем, где они сохранялись.
«Многим людям покажется странным, если я скажу,
что доисторический Египет был христианским за много тысяч лет до рождения
Христа. Иными словами, его религия состояла из тех же принципов и идей,
которые составляют подлинное христианство. В доисторическом Египте
существовали особые школы, называвшиеся «школами повторения». В этих школах
по определённым дням, а в некоторых из них, возможно, и ежедневно
устраивались публичные повторения в сжатой форме всего курса наук, которому
обучали в этих школах. Такое повторение продолжалось иногда неделю или месяц.
Благодаря подобным повторениям люди, прошедшие курс, не теряли своей связи со
школой и сохраняли в памяти всё, чему учились. Иногда они приходили из очень
далёких мест лишь для того, чтобы прослушать повторение, и, почувствовав свою
связь со школой, уходили. Существовали особые дни в году, когда повторения
были особенно полными и производились с особой торжественностью; сами эти дни
обладали символическим значением.
«Эти «школы повторения» стали образцами для
христианских церквей. Форма богослужения в христианских церквах почти
полностью повторяет курс науки, касающейся вселенной и человека.
Индивидуальные молитвы, гимны, возглашения — всё имело своё значение в этом
повторении, равно как и празднества, и религиозные символы, хотя смысл их
забыт очень давно».
Продолжая свои объяснения, Гурджиев привёл
несколько очень интересных примеров объяснений различных частей православной
литургии. К несчастью, в то время мы не делали записей, и я не решусь
восстановить их по памяти.
Идея его объяснений заключалась в том, что
литургия, начиная с первых её слов, проходит, так сказать, сквозь процесс
повторения, отмечая все его стадии и переходы. В объяснениях Гурджиева меня
особенно удивило то, сколь многое здесь сохранилось в чистой форме и как мало
мы всё это понимаем. Его объяснения очень сильно отличались от обычных
богословских и даже мистических толкований, и главная разница заключалась в
том, что он отказался от большинства аллегорий. Я хочу сказать, что из его
объяснений стало ясно, что мы принимаем многие вещи за аллегории, в то время
как они вовсе не являются иносказаниями, и их нужно понимать более просто и
психологически. Хорошим примером здесь служит то, что он сказал ранее о
Тайной Вечере.
— Каждая церемония, или обряд, имеет ценность,
если она выполняется без изменений, — сказал он. — Церемония — это книга, в
которой написано очень многое. Каждый, кто обладает пониманием, может читать
её. Один обряд содержит зачастую больше, чем сотня книг.
Указывая на то, что сохранилось до нашего
времени, Гурджиев отмечал и то, что было утеряно и забыто. Он упоминал о
священных плясках, которые сопровождали «службы» в «храмах повторения» и не
были включены в христианскую форму богослужения. Он говорил также о различных
упражнениях и об особых позах для разных молитв, т.е. для разных видов
медитации; о приобретении контроля над дыханием и о необходимости уметь
напрягать или расслаблять по своей воле любую группу мускулов; о многих
других вещах, имеющих, так сказать, отношение к «технике религии».
Однажды, описывая упражнения в сосредоточении и
переключении внимания с одной части тела на другую, Гурджиев сказав:
— Когда вы произносите слово «я», замечаете ли
вы, где внутри вас звучит это слово?
Мы не сразу сообразили, что он имеет в виду, но
очень скоро стали замечать, что, произнося слово «я», некоторые из нас определенно
чувствовали, что это слово как бы звучит в голове, другие слышали его
в груди, третьи — над головой, вне тела.
Должен здесь отметить, что лично я был
совершенно лишён этих ощущений, и мне приходится полагаться на показания
других.
Гурджиев выслушал все наши замечания и сказал,
что связанное с этим ощущением упражнение сохранилось до наших дней; по его
словам, его выполняют в монастырях на Афоне.
Монах стоит на коленях или в какой-то другой
позе и, подняв согнутые в локтях руки, произносит громкой протяжно слово «я»
и выпрямляется; одновременно он прислушивается к тому, где звучит это слово.
Цель упражнения заключается в том, чтобы
чувствовать «я» в любой момент, когда человек думает о себе, и переносить «я»
из одного центра в другой.
Много раз Гурджиев указывал на необходимость
изучения этой забытой «техники», равно как и на невозможность достичь без нее
каких-либо результатов на пути религии, кроме чисто субъективных.
— Вы должны понять, — говорил он, — что
подлинная религия, т.е. такая, которая была создана знающими людьми с
определённой целью, состоит из двух частей. Одна из них учит тому, что нужно делать. Эта часть становится общим достоянием и с течением времени
искажается и отходит от первоначального источника. Другая часть учит тому, как осуществить то, чему учит первая часть. Эта часть хранится в тайне в
особых школах, и с её помощью удаётся исправлять всё то, что было искажено в
первой части, или восстанавливать то, что забылось.
«Без этой второй части невозможно никакое
знание религии; во всяком случае, это знание будет неполным и очень
субъективным.
«Такая тайная часть существует и в
христианстве, как и во всех других религиях; она учит тому, как выполнять заповеди Христа, тому, что они в действительности означают».
Я должен привести здесь ещё один разговор с
Гурджиевым — он снова был связан с космосами.
— Здесь есть связь с идеями Канта о феноменах и
ноуменах, — сказал я. — В конце концов, в этом-то и всё дело: Земля, как
трёхмерное тело, является «феноменом», а как шестимерное — «ноуменом».
— Совершенно верно, — сказал Гурджиев. — Только
добавьте сюда идею масштаба. Если бы Кант ввёл в свои аргументы идею
масштаба, многое из того, что он написал, было бы очень ценным. Ему не
хватило этой единственной вещи.
Слушая Гурджиева, я подумал, что Кант очень
удивился бы, услышав это замечание. Но идея масштаба была очень близка мне. И
я понял, что с нею, как с отправной точкой, можно обнаружить много нового и
неожиданного в тех вещах, которые кажутся нам известными.
Примерно год спустя, развивая идеи космосов в
связи с проблемами времени, я получил таблицу времени в разных космосах, о
которой скажу позднее.
В одном случае, говоря о строгой всеобщей
взаимосвязи во вселенной, Гурджиев остановился на «органической жизни на
Земле».
— Для обычного знания, — сказал он, —
органическая жизнь является своего рода случайным придатком, нарушающим
целостность механической системы. Обычное знание не связывает её ни с чем и
не делает никаких выводов из факта её существования. Но вы должны понимать,
что в природе нет и не может быть ничего случайного и ненужного; всё имеет
определённую функцию, всё служит определённой цели. Таким образом,
органическая жизнь представляет собой необходимое звено в цепи миров, которые
не могут существовать без неё, как и она не может существовать без них. Ранее
было сказано, что органическая жизнь передаёт на Землю разнообразные влияния
планет, что она служит для питания Луны и для того, чтобы дать ей возможность
расти и крепнуть. Но и Земля также растет — не в том смысле, что увеличиваются
её размеры, а в том, что возрастает сознательность, восприимчивость. Влияния
планет, которые были достаточны для Земли в течение одного периода её
существования, становятся недостаточными; она нуждается в восприятии более
тонких влияний, а для этого необходим более тонкий и чувствительный
воспринимающий аппарат. Вот почему органическая жизнь должна
эволюционировать, приспосабливаться к нуждам Земли и планет. Подобным же
образом и Луну в течение одного периода может удовлетворять пища, которую
доставляет ей органическая жизнь особого качества; но впоследствии наступает
время, когда она перестаёт удовлетворяться этой пищей, не может расти на ней
и начинает испытывать голод. Органическая жизнь должна суметь удовлетворять
этот голод, иначе она не выполняет своих функций, не отвечает своей цели. Это
означает, что для того, чтобы отвечать своей цели, органическая жизнь должна
эволюционировать и стоять на уровне потребностей Земли, Луны и планет.
«Мы должны помнить, что луч творения как мы его
понимаем, от Абсолютного до Луны, — подобен ветви дерева, растущей ветви.
Конец этой ветви, откуда выходят побеги, — это Луна. Если Луна не растет,
если она не даёт и не обещает новых побегов, это означает или остановку роста
всего луча творения, или необходимость для него найти другой путь своего
роста, какой-то боковой отпрыск. В то же время из сказанного ранее мы видим,
что рост Луны зависит от органической жизни на Земле. Если эта органическая
жизнь исчезнет или умрёт, целая ветвь засохнет, во всяком случае, та её
часть, которая лежит за органической жизнью. То же самое должно случиться,
только медленнее, если органическая жизнь приостановится в своём развитии, в
своей эволюции, если она не сумеет отвечать предъявляемым к ней требованиям.
Ветвь может засохнуть; об этом следует помнить. Для луча творения, скажем,
для его части «Земля-Луна», предоставлена такая же возможность развития и
роста, какая предоставлена каждой ветви большого дерева. Но завершение этого
роста вовсе не гарантировано; оно зависит от гармоничного и правильного
действия его собственных тканей. Если развитие одной ткани прекратится,
прекратится развитие и всех других тканей. Всё, что можно сказать о луче
творения или о его части «Земля-Луна», в равной мере относится и к
органической жизни на Земле. Органическая жизнь на Земле — это сложное
явление, в котором отдельные части зависят друг от друга. Общий рост возможен
только при условии, что растет «конец ветви». Или, точнее, в органической
жизни существуют такие ткани, которые эволюционируют, и ткани, которые служат
для этих эволюционирующих тканей средой и пищей. Затем среди эволюционирующих
тканей имеются эволюционирующие клетки вместе с клетками, которые служит им
средой и пищей. В каждой отдельной эволюционирующей клетке есть
эволюционирующие части и части, которые служат им пищей. Но всегда и во всём
необходимо помнить, что эволюция не гарантирована, а лишь возможна, что она в
любое время и в любом месте может остановиться.
«Эволюционирующей частью органической жизни
является человечество. И в нём есть своя эволюционирующая часть. Но об этом
мы поговорим позже, а в настоящее время мы рассмотрим человечество как целое.
Если человечество не будет развиваться, это будет означать, что остановится
вся эволюция органической жизни, а это, в свою очередь, вызовет остановку
роста луча творения. Но если человечество перестанет развиваться, оно
сделается бесполезным с точки зрения тех целей, для которых оно было создано,
и, как таковое, может быть уничтожено. Таким образом, прекращение эволюции
означает уничтожение человечества.
«Мы не обладаем ключами для того, чтобы
говорить, в каком периоде эволюции планет мы существуем и есть ли у Земли и
Луны время, чтобы ждать соответствующей эволюции органической жизни. Но люди,
которые знают, могут, конечно, иметь об этом точные сведения, т.е. могут
знать, на какой стадии своей возможной эволюции находятся Земля, Луна и
человечество. Мы не в состоянии этого знать; однако нужно иметь в виду, что
число вариантов никогда не бывает бесконечным.
«Однако, рассматривая жизнь человечества как мы
ее знаем исторически, приходится признать, что человечество движется внутри
какого-то круга. В одном столетии оно уничтожает всё то, что создало в
другом; и прогресс в области механических вещей за последний век был
достигнут за счёт потери многих других, гораздо более важных вещей. Вообще
говоря, есть все основания думать и утверждать, что человечество пребывает в
застое, а отсюда — прямая дорога к падению и вырождению. Застой означает, что
процесс находится в состоянии равновесия. Появление какого-то одного свойства
сейчас же вызывает появление другого, ему противоположного. Рост знания в
одной области приводит к росту невежества в другой; утончённости в одной
сфере противостоит вульгарность в другой; свобода в одном отношении порождает
рабство в другом; исчезновение одних суеверий сопровождает появление и рост
других — и так далее.
«Если мы применим теперь закон октав, то
увидим, что процесс, находящийся в равновесии и протекающий определенным
образом, нельзя изменить в любой момент, когда нам этого хочется. Изменить
его и направить по новому пути можно лишь на «перекрёстках». В промежутках
между «перекрёстками» сделать ничего нельзя. Но если процесс проходит
«перекрёсток» и ничего не происходит, это значит, что ничего не сделано; и в
этом случае не удастся сделать и впоследствии, так что процесс будет
продолжаться и развиваться согласно механическим законам; и даже если люди,
принимающие участие в этом процессе, будут предвидеть неизбежную гибель
всего, они ничего не смогут сделать. Повторяю, делать нечто можно только в
определённые моменты, которые я только что назвал «перекрёстками» и которые в
октавах мы называем «интервалами» — «ми-фа» и «си-до».
«Конечно, существует много людей, которые
считают, что человечество идёт не по тому пути, по которому оно, на их
взгляд, должно идти. И вот они изобретают разные теории, которые, по их
мнению, должны изменить всю жизнь человечества. Один придумывает одну теорию,
другой немедленно изобретает противоположную, — и оба ждут, что все им
поверят. Многие действительно верят первой или второй теории. А жизнь,
естественно, идёт своим путём, однако люди не перестают верить своим и чужим
теориям, убеждённые, что можно что-то сделать. Все эти теории, разумеется,
совершенно фантастичны, в основном, потому, что не принимают в расчёт
главного, а именно той подчинённой роли, которую играют в мировом процессе
человечество и органическая жизнь. Интеллектуальные теории ставят человека в
центр мироздания, для человека существуют и Солнце, и звёзды, и Луна, и
Земля. Они забывают даже об относительных размерах человека, о его
ничтожестве, о его преходящем существовании и обо всём прочем. Они уверяют,
что человек при желании способен изменить всю свою жизнь, т.е. организовать
ее на рациональных началах. То и дело появляются новые и новые теории,
вызывая в то же время противоположные. Все эти теории и борьба между ними,
несомненно, и есть одна из тех сил, которые удерживают человечество в его
нынешнем положении. К тому же распространённые ныне теории всеобщего
благосостояния и всеобщего равенства не только неосуществимы, но и сам
процесс их осуществления оказался бы роковым. Всё в природе имеет свою цель и
задачу — как страдания людей, так и их неравенство. Уничтожение неравенства
уничтожило бы саму возможность эволюции; уничтожение страданий означало бы,
во-первых, уничтожение целого множества восприятий, для которых существует
человек, во-вторых, уничтожение «толчка», т.е. силы, которая одна лишь и
способна изменить положение. И так обстоит дело со всеми рациональными
теориями.
«Процесс эволюции, той эволюции, которая
возможна для человечества в целом, совершенно аналогичен процессу эволюции,
возможной для индивидуального человека. И начинается она с того же, а именно:
некоторая группа клеток постепенно становится сознательной, а затем
привлекает к себе другие клетки, подчиняет их и мало-помалу заставляет весь
организм служить своим целям, а не просто еде, питью и сну. Вот это и есть
эволюция, и другой эволюции не бывает. В человечестве, как и в отдельном
человеке, всё начинается с формирования сознательного ядра. Все механические
силы жизни сопротивляются формированию этого сознательного ядра в человеке,
подобно тому как в человеке все механические привычки, вкусы и слабости
сражаются против сознательного вспоминания себя».
— Можно ли сказать, что существует сознательная
сила, которая борется с эволюцией человечества? — спросил я.
— С известной точки зрения, можно, — ответил
Гурджиев.
Я привожу эти слова из-за их кажущегося
противоречия с тем, что Гурджиев говорил раньше: что в мире существуют лишь
две противоборствующие силы — «сознательность» и «механичность».
— Откуда происходит эта сила? — спросил я.
— Объяснение потребовало бы много времени, и в
настоящее время это не имеет для нас практического значения, — сказал
Гурджиев. — Есть два процесса, которые иногда называют «эволюционным» и
«инволюционным». Различие между ними следующее: инволюционный процесс
начинается сознательно в Абсолютном; но уже на следующей ступени становится
механичным, и по мере его развития механичность возрастает. Эволюционный же
процесс начинается полусознательно; однако по мере развития становится всё более и более сознательным. Но в некоторые моменты инволюционного процесса могут
возникнуть сознание и сознательность, противодействующие процессу эволюции.
Откуда берётся это сознание? Конечно, из эволюционного процесса. Эволюционный
процесс должен протекать без помех. Любая установка вызывает отрыв от
основного процесса. Такие (отдельные обрывки сознания, которые остановились в
своём развитии, могут объединяться и, во всяком случае, некоторое время жить
и бороться с эволюционным процессом. В конце концов, всё это делает
эволюционный процесс более интересным. Вместо борьбы с механическими силами,
в определённые моменты может возникнуть борьба с сознательным противодействием
могущественных сил, хотя, конечно, их нельзя сравнить с теми силами, которые
направляют эволюционный процесс. Эти противодействующие силы могут иногда
даже победить, и вот по какой причине: силы, руководящие эволюцией, обладают
более ограниченным выбором средств; они могут использовать только некоторые
средства и методы. А противодействующие силы не ограничены в выборе средств и
могут воспользоваться любыми способами, в том числе такими, которые приводят
к временному успеху, а в конечном итоге уничтожают в данном пункте как
эволюцию, так и инволюцию.
«Но, как я уже сказал, этот вопрос не имеет для
нас практического значения. Нам важно лишь установить признаки начинающейся и
протекающей эволюции. И если мы вспомним о полной аналогии между человечеством
и человеком, нам нетрудно будет решить, эволюционирует ли человечество.
«Можем ли мы, например, сказать, что жизнь
управляется группой сознательных людей? Где они? И кто они? Мы видим как раз
обратное: жизнью управляют наименее сознательные люди, такие люди, которые
глубже всех погружены в сон.
«Можем ли мы сказать, что наблюдаем в жизни
преобладание самых лучших, самых сильных и самых храбрых? Ничего подобного!
Наоборот, мы видим преобладание всех видов вульгарности и глупости.
«Можем ли мы сказать, что в жизни наблюдается
стремление к единству, к единению? Конечно, нет. Мы видим лишь новые
разделения, новую вражду, новое непонимание.
«Таким образом, в нынешнем положении
человечества нет ничего, что указывало бы на протекающую эволюцию. Напротив,
сравнивая человечество с человеком, мы обнаружим рост личности за счёт роста
сущности, т.е. рост искусственного, нереального, чуждого за счёт
естественного, реального, собственного.
«Вместе с этим, мы наблюдаем нарастание
автоматичности.
«Для современной культуры требуются автоматы. И
люди явно утрачивают прибретённые ими привычки к независимости, превращаются
в автоматы, в части машины. Невозможно сказать, где конец всему этому, где
выход, есть ли вообще выход. Одно не вызывает сомнений: рабство человека возрастает
и усиливается. Человек делается добровольным рабом. Он более не нуждается в
цепях, он начинает любить своё рабство и гордиться им. И это — самое
страшное, что может с ним произойти.
«Всё сказанное относится к человечеству в
целом. Но, как я указывал раньше, эволюция человечества может происходить
только благодаря эволюции некоторой группы, которая поведёт за собой
остальное человечество, повлияет на него.
«Можно ли сказать, что такая группа существует?
Пожалуй, да, на основании некоторых признаков; но пока нам приходится
признать, что это очень небольшая группа, недостаточная для того, чтобы
подчинить остальную часть человечества. Или, с другой точки зрения, можно
сказать, что человечество пребывает в таком состоянии, когда оно неспособно
принять руководство сознательной группы».
— Сколько человек в этой сознательной группе? —
спросил кто-то.
— Только они сами знают это, — сказал Гурджиев.
— Значит ли это, что все они знают друг друга?
— спросил тот же человек.
— А как же иначе? — спросил Гурджиев. — Вообразите,
что среди толпы спящих двое или трое бодрствуют. Конечно, они узнают друг
друга. А те, кто спят, не смогут их узнать. Сколько их? Мы не знаем и не
сможем узнать, пока не станем такими, как они. Раньше было ясно сказано, что
каждый человек видит на уровне своего бытия. Однако двести сознательных
людей, если бы они нашли это необходимым и законным, могли бы изменить
всю жизнь на Земле. Но или их ещё мало, или они не хотят этого, или для этого
не пришло время; а может быть и так, что другие люди спят слишком крепко.
Мы подошли к проблемам эзотеризма.
— Ранее, когда мы говорили об истории
человечества, было указано, что жизнь человечества, к которому мы
принадлежим, управляется силами, исходящими из двух источников: во-первых,
это влияния планет, полностью механичные и воспринимаемые как массами людей,
так и отдельными индивидами совершенно невольно и бессознательно; во-вторых,
из внутренних кругов человечества, о существовании и значении которых
большинство человечества даже не подозревает, как не подозревает оно и о
влиянии планет.
«Человечество, к которому мы принадлежим, т.е.
всё историческое и доисторическое человечество, известное науке и
цивилизации, составляет лишь внешний круг человечества, внутри
которого существует ещё несколько кругов».
«Таким образом, мы можем представить себе, что
всё человечество, как известное нам, так и неизвестное, состоит как бы из
нескольких концентрических кругов».
«Внутренний круг называется «эзотерическим». Он
состоит из людей, которые достигли высочайшего уровня развития; каждый из них
обладает индивидуальностью в самой полной степени, т.е. неделимым Я, всеми
формами сознания, возможными для человека, полным управлением состояниями
сознания, всецелым знанием, доступным человеку, свободной и независимой
волей. Они не могут производить действия, противоречащие их пониманию, или
обладать пониманием, которое не проявляется в действиях. Вместе с тем, среди
них нет разногласий, нет различий в понимании. Поэтому их деятельность вполне
согласована и ведёт к общей цели без всякого принуждения; ибо она основана на
одинаковом понимании».
«Следующий круг называется «мезотерическим»,
или средним. Люди, которые принадлежат к этому кругу, обладают всеми
качествами, присущими членам эзотерического круга; единственная разница здесь
в том, что их знание имеет более теоретический характер. Это, конечно,
относится к знанию космического масштаба. Они знают и понимают многое такое,
что не находит выражения в их действиях; они знают больше, чем делают.
Но их понимание столь же точно, как и понимание
членов эзотерического круга; поэтому оно совпадает с ним. И между ними также
нет разногласия, нет непонимания. Один из них понимает так же, как понимают
все, и все понимают так же, как и один. Но, как было сказано ранее, их
понимание, по сравнению с пониманием эзотерического круга, более теоретично».
«Третий круг называется «экзотерическим», т.е.
внешним, и, представляет собой внешний круг внутренней части человечества.
Принадлежащие к этому кругу обладают многими особенностями, свойственными
людям, входящим в эзотерический и мезотерический круги; но их космические
знания носят более философский характеры, т.е. более абстрактны, чем знания
мезотерического круга; член мезотерического круга вычисляет, а член
экзотерического круга созерцает. Их понимание не выражается в
действиях; но и в их понимании нет различий: что понимает один, понимают и
все остальные».
«В литературе, которая признаёт существование
эзотеризма, человечество обычно делится только на два круга: «экзотерическим»
кругом, в противоположность «эзотерическому», называют обычную жизнь. На
самом деле, как мы видим, «экзотерический круг» — нечто от нас далёкое и
весьма высокое. Для обычного человека это уже что-то «эзотерическое».
«Внешний круг» — это круг механического
человечества, к которому принадлежим и мы и который только и знаем. Первый
признак этого круга заключается в том, что среди принадлежащих к нему людей
нет и не может быть общего понимания; каждый понимает по-своему, и все
понимают по-разному. Этот круг называют иногда кругом «смешения языков», т.е.
кругом, в котором каждый говорит на своём собственном языке, где никто не
понимает друг друга и не старается, чтобы его поняли. В этом круге
взаимопонимание между людьми невозможно, кроме редких, исключительных
моментов или предметов, не имеющих особого значения и не выходящих за пределы
данного бытия. Если люди, принадлежащие к этому кругу, осознают это
отсутствие общего понимания и обретают стремление понять и быть понятыми,
тогда это означает, что они обладают неосознанным стремлением ко внутреннему
кругу, ибо взаимопонимание начинается в экзотерическом круге и возможно
только там. Однако осознание отсутствия понимания обычно приходит к людям в
совсем иной форме».
«Итак, возможность понять нечто зависит у людей
от возможности проникнуть в экзотерический круг, где начинается понимание».
«Если представить человечество в виде четырёх
концентрических кругов, то можно вообразить на окружности третьего круга
четыре входа в третий внутренний круг; через них могут проходить люди
механического круга».
«Входы соответствуют четырём описанным ранее
путям».
«Первый путь — это путь факира, путь человека
номер один, человека физического тела, инстинктивно-двигательно-чувственного
человека без особого развития ума и сердца».
«Второй путь — это путь монаха, религиозный
путь, путь человека номер два, с преобладанием эмоций. Ум и тело не должны
быть слишком сильны».
«Третий путь — это путь йогина, путь ума, путь
человека номер три. Сердце и тело не должны быть слишком сильными, иначе они
станут препятствиями на этом пути».
«Кроме этих трёх путей существует ещё и
четвёртый — для тех, кто не в состоянии идти ни одним из первых трёх путей».
«Фундаментальное различие между первыми тремя
путями (т.е. путями факира, монаха и йогина), с одной стороны, и четвёртым, с
другой, заключается в том, что первые три пути связаны с постоянными формами
и общественными институтами, которые на протяжении долгих исторических
периодов почти не менялись. В основании этих институтов лежит религия. Там,
где существуют школы йоги, они по внешности почти не отличаются от
религиозных школ. В различные периоды истории в разных странах существовали и
продолжают существовать всевозможные общества или ордена факиров. Эти три
традиционные пути суть постоянные пути, ограниченные нашим историческим
периодом».
«Две-три тысячи лет назад существовали и другие
пути, ныне не существующие; а те, которые существуют сейчас, не были так
разделены и примыкали друг к другу значительно ближе».
«Четвёртый путь отличается от старых и новых
путей тем, что он не бывает постоянным. Он не имеет постоянных форм, с ним не
связаны какие-либо общественные институты. Он возникает и исчезает,
управляемый своими собственными законами».
«Четвёртый путь невозможен без какой-то работы определённого значения, без какого-то начинания, вокруг которого и в
связи с которым он только и существует. Когда эта работа окончена, т.е.
поставленная цель достигнута, четвёртый путь исчезает, т.е. исчезает в данном
месте, исчезает в данной форме, продолжаясь, может быть, в другом месте и в
другой форме. Школы четвёртого пути существуют для нужд работы, вторая
проводится в связи с такого рода начинаниями, и никогда не существуют сами по
себе, как школы для целей воспитания и обучения».
«В любой работе четвёртого пути невозможно
требовать механической помощи. Во всех начинаниях четвёртого пути полезной
оказывается только сознательная работа. Механический человек не может
выполнять сознательную работу, так что первая задача людей, начинающих такую
работу, — создание сознательных помощников».
«Сама работа школ четвёртого пути может иметь
очень много форм и значений. В обычных условиях единственным шансом найти
«путь» оказывается возможность встречи с началом такого рода работы».
«Но возможность встречи с работой, равно как и
использование этой возможности, зависит от многих обстоятельств и условий».
«Чем скорее человек уловит смысл выполняемой
работы, тем скорее он станет полезным для неё и тем больше получит от неё
сам».
«Но какой бы ни была главная цель работы, школы
продолжают существовать лишь до тех пор, пока эта работа продолжается. Когда
она закончена, школы закрываются. Люди, которые начали работу, покидают
сцену; а те, кто научились от них всему, чему можно научиться, и способны
теперь самостоятельно продолжать путь, начинают в той или иной форме личную
работу».
«Но иногда случается так, что, когда
закрывается школа, остаётся много людей, находившихся около работы,
наблюдавших внешний её аспект и воспринявших всю работу в этом внешнем
аспекте».
«Не сомневаясь ни в самих себе, ни в правильности
своих выводов и своего понимания, они решают продолжать работу. Для этого они
создают новые школы, учат людей тому, чему научились сами и дают им те
обещания, которые когда-то получили. Естественно, всё это остаётся только
внешним подражанием. Однако, оглядываясь на историю, мы почти неспособны
распознать, где кончается подлинная работа и где начинается подражание.
Собственно говоря, почти всё, что мы знаем о разнообразных оккультных,
масонских и алхимических школах, относится к такому подражанию. Мы практически
ничего не знаем о подлинных школах, за исключением результатов их работы; да
и это возможно лишь тогда, когда мы способны отличить результаты настоящей
работы от подражания и видимости».
«Но и подобные псевдооккультные системы играют
свою роль в работе и деятельности эзотерических кругов. А именно: они служат
посредниками между человечеством, погруженным в материалистическую жизнь, и
школами, заинтересованными в обучении определённого числа людей как для целей
собственного существования, так и для работы космического характера,
которую они могут выполнять. Сама идея эзотеризма, идея посвящения, в
большинстве случаев доходит до людей через псевдо-эзотерические системы и
школы; и если бы таких псевдо-эзотерических школ не существовало, огромное
большинство человечества не имело бы возможности услышать или узнать о
существовании чего-то большего, чем жизнь, ибо истина в её чистой форме для
них недоступна. В силу многих характерных свойств человеческого бытия,
особенно современного бытия, истина может прийти к людям только в форме
лжи — они способны переварить и усвоить ее только в этой форме».
«Кроме того, в псевдо-эзотерических движениях,
в церковных религиях, в оккультных и теософских школах иногда можно найти
зёрна истины в неизменной форме. Они могут быть сохранены в писаниях,
ритуалах, традициях, понятиях об иерархии, в их догмах и правилах».
«Эзотерические (а не псевдо-эзотерические)
школы, которые существуют в некоторых странах Востока, найти трудно, ибо они
пребывают там под покровом обычных монастырей и храмов. Тибетские монастыри
нередко построены в форме четырёх концентрических кругов, или дворов,
отделённых друг от друга высокими стенами. По такому же плану построены
индийские храмы, в особенности храмы южной Индии, — но только в форме квадратов
— один внутри другого. Верующие обычно имеют доступ в первый, внешний двор,
иногда, как исключение, туда допускаются лица другой религии и европейцы;
доступ во второй двор открыт лишь для лиц определённой касты или для тех, кто
имеет особое разрешение; в третий двор допускаются только служители храма, а
в четвёртый — лишь брахманы и священнослужители. Организации подобного рода,
существующие почти повсюду, позволяют эзотерическим школам существовать без
того, чтобы их узнали. Из дюжины монастырей один представляет собой школу. Но
как распознать её? Даже проникнув внутрь, вы окажетесь лишь в первом дворе;
во второй имеют доступ только ученики. Но об этом вы и не знаете; вам
говорят, что они принадлежат к особой касте. О том, что касается третьего и
четвертого двора, вы ничего узнать не в состоянии. Такой же порядок можно
наблюдать практически во всех храмах; самостоятельно вы не сумеете отличить
эзотерический храм или монастырь от обыкновенного».
«Идея посвящения, которая доходит до нас через
псевдо-эзотерические системы, также передана в совершенно неверной форме.
Легенды, касающиеся внешних обрядов посвящения, составлены из обрывков
сведений о древних мистериях, которыми мы располагаем. Мистерии представляли
собой особого рода путь, где наряду с трудным и продолжительным обучением
давались специальные театральные представления, изображавшие в аллегорической
форме весь путь эволюции человека и мира».
«Переходы с одного уровня бытия на другой
отмечались особого рода церемониями признания, т.е. посвящениями. Но само
изменение бытия не может быть вызвано каким-то обрядом. Обряды лишь отмечают
совершившийся переход. И только в псевдо-эзотерических системах, которые не
имеют ничего, кроме этих обрядов, им приписывают самостоятельное значение.
Предполагается, что обряд, преображенный в таинство, передаёт или сообщает
посвященному некоторые силы. Это опять-таки указывает, на психологию
подражательного пути. Нет и не может быть никакого внешнего посвящения. В
действительности существует только самопосвящение, самопризвание. Системы и
школы могут указывать методы и пути; но никакая система и никакая школа не в
состоянии выполнить за человека ту работу, которую он должен сделать сам.
Внутренний рост, изменение бытия целиком зависят от работы, которую человек
должен произвести над самим собой».