По дороге в Нью-Йорк я решил, что не позвоню мадам де Зальцманн. Я знал о ее огромной занятости и не желал беспокоить ее. Кроме того, мне на самом деле не о чем было спрашивать, и я был убежден, что мало работал и не заслужил встречи с ней. Когда я приехал в Нью-Йорк, миссис Уэлч сказала, что я обязан позвонить мадам де Зальцманн. «Я сообщила ей, что вы здесь. Вы должны с ней встретиться. Она желает увидеть вас. На самом деле она обидится, если вы не позвоните». Меня это сильно удивило, даже шокировало. Я, похоже, не очень ясно ощущаю разницу между заботой о другом и озабоченностью собой и все время путаю одно и другое. Когда я позвонил по номеру мадам де Зальцманн, она сама взяла трубку и сразу же меня узнала. Тут же она сказала: «Ах, да, возможно, вы хотите встретиться со мной?» Что я мог ответить? Конечно! Она сказала: «Я могу увидеться с вами через неделю». Я сообщил, что уеду из Нью-Йорка раньше. «Тогда приходите завтра в четыре».
* * *
Наконец состоялась премьера фильма о гурджиевских танцах, над которым мадам де Зальцманн работала несколько лет. Фильм потрясающий, в частности танцы мужчин. Сценические декорации особенно впечатляют. Стен нет, и поэтому кажется, что все происходит где-то на вершине горы.
После просмотра началось занятие в группе. Миссис Уэлч спросила, найдется ли доброволец вести записи во время обсуждения картины. Я вызвался и был рад оказаться полезным.
Я хотел принести какую-то дань благодарности за возможность увидеть фильм. Лишь потом я понял, насколько это помогло мне оценить его значение. Можно ли что-то понять, так или иначе не заплатив за это?
* * *
Я только что провел сорок пять минут с мадам де Зальцманн и еще чувствую ее присутствие. Сразу же она спросила: «Как вы работаете? Что ощущаете?»
Я рассказал ей, над чем работал, описал движения энергии, как меняется дыхание и так далее. В первый раз и по словам ее, и по выражению лица я понял, что она действительно довольна тем, что у меня получалось. Она заметила: «Я вижу, что вы хорошо работали, долго и упорно». Потом напомнила, что мне следует работать одному и с другими людьми, учить их, призывать к работе. Я ответил, что где-то в глубине души чувствую, что ничего на самом деле не знаю – по-настоящему, на опыте – и что боюсь пустого философствования. Она сказала: «Разумеется, мы не все время находимся в контакте с высшей энергией. Но нам помогает работа с другими».
Мадам де Зальцманн сказала, что собирается снять еще один фильм. А ей уже почти девяносто семь! Она не совсем довольна недавно законченным фильмом о танцах, но согласилась, что мужские танцы хорошо показаны и производят должное впечатление. Я спросил, как быть тем из нас, у кого, как у меня, от природы нет способностей к танцам. Она ответила: «Это зависит от того, как преподавать. Вы можете танцевать очень хорошо, если вас правильно учить».
Я задал ей вопрос о Китае, куда планировал уехать на несколько месяцев. Она сказала, что никого там не знает. «Может, вы сами мне расскажете». Потом заметила, видимо, помня мой вопрос про Китай, что в Работе есть нечто особенное, чего не найдешь так просто где-либо еще. Она говорила о тех, кто удаляется от мира и работает в одиночестве. «Важно идти навстречу жизни, сохранять связь с высшим и призывать к работе других».
Мадам де Зальцманн сказала нечто очень интересное: «Некоторые группы сели на мель, застряли, и никто не знает, каким помочь». Немного погодя она заметила: «Вам нужно продолжать работать. Усиливайте внимание. Оно то сильнее, то слабее, но постоянно ощущайте свое состояние». Затем она провела со мной упражнение, которое велела выполнять дважды в день. «В остальное время постоянно ощущайте себя — как вы двигаетесь и говорите».
Она спросила, когда мы снова увидимся. «Вы можете вернуться в Нью-Йорк, когда я вернусь через несколько дней, на три недели или около того?» Я ответил, что мог бы, если на сообщит мне, когда. Она попросила дать ей адрес и номер телефона, чтобы она могла со мной связаться. Я заметил, что в любом случае скорее всего приеду в мае в Париж. «Хорошо! Напишите или позвоните заранее, чтобы выбрать подходящее время. Я думаю, все сложится».
Когда я уходил, она подошла к двери лифта – как обычно, с невероятным великодушием, будто я сделал ей одолжение своим посещением, – и сказала мгновение спустя: «Теперь я вижу, как вы работаете, и нам будет очень полезно поработать вместе. Не забудьте написать или позвонить. Вы оставили адрес, верно?»
Какая замечательная леди! И я не хотел ее беспокоить! Видимо, я совершенно нерадивый и неспособный ученик, который даже не понимает, что ему нужна еда, и уж точно не открывает рта, чтобы поесть, но его все-таки кормят насильно. Я помню, как мой отец не раз повторял мораль одной из историй в Панхатантре: «В рот спящего льва олень не попадает». Интересно, правда ли это. Мне кажется, что если учителя волнуют успехи ученика, то он дает ему пищу, даже если ученик не заботится о ней, как мать зовет ребенка со двора, чтобы тот шел обедать. В отношениях учителя и ученика важны не столько идеи, сколько некая незримая субстанция, к которой приобщаются все члены обширной духовной семьи. Старинная даосская поговорка гласит: «Стать учителем на один день – это все равно что стать родителем на всю жизнь». Я чувствовал, что каким-то образом постепенно стал членом духовной семьи мадам де Зальцманн. О подобном часто говорят в индийской традиции: настоящий гуру – это родитель, который связан с учеником через много инкарнаций. Говорят, что физическое рождение происходит во чреве матери, но духовное рождение – в глубине сердца гуру.
Я не могу не приехать на встречу с ней. Несколько лет назад она сказала мне с большой строгостью: «У меня есть свобода ответить "нет". Вы должны позвонить».
Нью-Йорк, декабрь 1985