Мадам де Дампьер спросила меня, что для меня оказалось самым полезным в этот приезд в Париж. Я ответил: «Тихая работа и танцы. Я понимаю, насколько инертно мое тело и несобран ум, и все острее чувствую, что в теле нет гармонии». Я с некоторым удивлением узнал от нее, что сказала мадам де Зальцманн: по ее мнению, мое тело очень восприимчивое. Я сам этого точно не ощущаю. Мне кажется, я инертен и глуп, как огромная горилла, в плену у своих привычек и лени. Мадам де Зальцманн часто говорила, что в теле есть все. Иногда я даже чувствую это, но по-настоящему не уделяю телу внимания. Мое тело не в гармонии; может, мое сознание, может, в какой-то мере даже чувства – но не тело. В любом случае нет достаточной связи между телом и головой.
Я часто осознаю, что нахожусь в плену своего невежества; похоже, у меня есть только обычные удовольствия и обычные желания и амбиции – вот и все, что я из себя представляю. Нередко мне кажется, что я даже не пытаюсь понять смысл свое жизни и найти свое призвание. Не это ли мадам де Зальцманн имеет в виду, когда говорит, что нужно осознавать свою пассивность? Если те, кого я уважаю, мадам де Зальцманн или миссис Уэлч, сообщают мне что-то обо мне, на минуту я проявляю интерес, а потом у меня возникают сомнения, объяснения, теории, и я снова принимаюсь ходить по кругу. Как я могу умереть и освободиться из тюрьмы, которую сам сотворил или, по крайней мере, в которую сам себя заточил? Как вырваться из плена привычек?
Мадам де Дампьер отметила, что моя Работа теперь стала более предметной. «Теперь вы во всеоружии, – сказала она.– Вы осознаете свое положение и над этим должны работать».
Надеюсь, что так. Но я еще и боюсь.
Я пожаловался мадам де Дампьер, что у меня паралич мысли, хоть голову отрубай – настолько я отупел. Она ответила, что порой даже если человек не думает и не говорит ни слова, может наступить паралич мысли. Она сказала: «У нас есть и тело, и ум. Необходимо и то и другое. Ум не может обходиться без мыслей, точно так же как легкие не могут не дышать. Но нам нужно учиться мыслить по-иному. Мысли без слов – это внимание. Это энергия ума, которую нужно направить в тело. Даже если вы усердно работаете над этим лишь полчаса в день, ощущаете глубокое удовлетворение. Начинаете не просто мыслить ассоциативно, но прозревать суть вещей. Поэтому нужно давать себе задания, ставить цели. Задача лишь в том, чтобы энергия ума соединилась с энергией тела. В качестве подготовки полезно научиться ощущать свое тело».
Я сообщил мадам де Дампьер, что не нахожу достаточной пищи для души в изучении различных наук или духовных традиций. Она заметила: «Вначале полезно изучать традиции, чтобы понять, что Гурджиев не выдумал свое учение. Но потом нужно все отпустить. А когда человек начинает что-то понимать на опыте, можно вернуться к традициям».
Эти слова выражают именно то, что я чувствую. Мне неважно, найду ли я поощрение своих действий или подтверждение своего опыта в какой-то духовной традиции или науке. Что-то либо истинно, либо нет. Истинно не потому, что так говорится в Библии или в Бхагавадгите. А потому, что знаешь на опыте. Это и есть то, что для меня теперь Работа. Это есть то, что мне нужно, то, чего я желаю. Нужно работать предметно, видеть непосредственно. Учиться чему-то, организовывать группы, читать лекции о Работе – это не главное. Если у меня нет связи с высшим умом, вся моя Работа – это витание в облаках или переливание из пустого в порожнее. А чтобы возникла эта связь, тело и ум должны быть в гармонии.
Как что-либо сделанное под влиянием обычного сознания может привести к трансформации? Наверное, все группы по изучению тем «Работа и традиции», «Работа и наука» и так далее — гораздо полезнее для тех, кто уже видит все с высшей точки, потому что они могут добиться того, чтобы истинное видение привело к действию в нашей обычной реальности и изменило ее. Но с точки зрения начинающего ученика вопрос таков: «Как изучение этих идей может приблизить меня к высшему уму?» Чтобы переместиться в иной мир, нужен радикальный отказ от всего обыденного и привычного. Высший мир, разумеется, не есть расширение или надстройка нижнего мира. Поэтому и Кришнамурти утверждал, что мысль не может привести к Истине. Мы везде создаем Город Обезьян – начинаем изучать
какой-то предмет, становимся экспертами, но забываем о самом главном. Надо всегда спрашивать себя: «Что сейчас самое главное?» Все остальное ненужно и, следовательно, грешно. Истинное искусство должно быть простым, должно отринуть все, что не есть необходимость. Так же и в отношении искусства жить по-настоящему, искать по-настоящему – здесь это даже важнее, чем в каком-либо другом искусстве.
* * *
Я понимаю, что низший ум – это источник проблем, и он не подскажет верных решений. Как прав Уильям Блейк, когда он говорит о «рассудке, как об огромной змее, обвивающей мои члены, сдавливающей меня при малейшем движении».
Я сказал мадам де Зальцманн, что ощущаю, будто заперт в собственной голове, а все при этом советуют полагаться на разум и решать задачи в таком ключе, ориентируясь на рассудок. Она сказала: «Рассуждать для вас сейчас не самое насущное. Вам нужно работать, особенно важна тихая работа. Работайте упорно, часто и подолгу, когда возможно – вместе с другими людьми. Сейчас для вас главное – ощутить связь с высшей энергией. Все остальные удовольствия – пища, секс, деньги, дети – найдут свое место. Все деньги мира или полсотни детей не откроют эту дверь».
Она говорила о том, что нужно жертвовать чем-то, платить, главным образом через добровольное страдание, постоянное переживание собственной немощи. Я никогда не видел, чтобы она говорила с такой силой. Она была далеко и близко, бы-ла требовательной и сострадательной. Она спросила у меня: «Вы готовы заплатить сколько потребуется?»
Меня это сильно потрясло, почти до слез. Я хотел сказать «да», но чувствовал, что не могу, что во мне что-то сопротивляется. Я понимал, что стремлюсь к чему-то очень высокому но не желаю платить за это.
Она убедительно говорила о том, что важно работать теперь, в настоящий момент. «Важно работать именно сейчас. Сейчас, а не потом – другой такой возможности не будет. Чтобы использовать ее, вы должны потрудиться. Вы это понимаете?»
Требование мадам де Зальцманн: «Важно работать сейчас» и ее лицо – строгое и волевое, но не суровое – врезались в мою память. Мне нужно спрашивать с себя, хотя бы с себя самого. Иначе я буду в себе глубоко разочарован. Кто я? Что требуется от меня? Готов ли я заплатить эту цену?
Париж, май 1982