Мадам де Зальцманн сказала: «Я очень рада, что вы приехали. Держитесь на связи. Постарайтесь встретиться со всеми старшими учениками. Каждый делает акцент на чем-то одном, на том, что ему было особенно полезно. Может, вы приедете сюда на больший срок и поработаете вместе с ними. Вы хорошо поладите с Хенри Траколом и с Мишелем. Я попросила бы вас кое-что сделать, например выступить с речью на занятиях в группах, но в настоящее время ваша проблема – это языковой барьер».
Я отчетливо чувствую, что приехал в Париж в нужный момент. Я сыт по горло своим обычным я – тем, кто просто витает в облаках и хочет доказать собственную важность в глазах других. Я спросил у мадам де Зальцманн: «Почему мне нужно доказывать свою важность? Я вижу, что это глупо и бессмысленно, но ничего не могу поделать».
Она сказала: «Мы желаем влиять на людей вокруг нас – влиять по-настоящему. Но если мы не связаны с высшей энергией, мы ни на кого по-настоящему влиять не можем, и мы стараемся влиять иначе, так, чтобы нами никто не помыкал». Ее слова показались мне полными глубокого смысла и многое объяснили. Я понял, что только пытаюсь казаться важным – когда притворяюсь, хвастаюсь или даже скромничаю, – хотя во мне самом нет силы, нет связи с чем-то истинным.
Я сказал мадам де Зальцманн, что не хочу быть пассивным, но в то же время не намерен строить слишком много планов, чтобы быть открытым тому, что она предложит. Она пригласи-ла меня поехать в Лондон вместе с ней, когда она отправится туда через пару недель. А пока она посоветовала, мне встретиться со всеми старшими учениками и походить на занятия танцами к трем лучшим учителям – Жозе де Зальцманн, Паулине де Дампьер и Марте де Гэнерон. «Скажите им, что я вас направила. Танцы пойдут вам на пользу».
Я сказал ей: «Мне кажется, я слишком стар, чтобы выполнять движения. Вообще, я иногда чувствую себя слишком старым просто для того, чтобы прикоснуться к истине. Мне кажется, что время ушло». «Нет, – ответила она, – ваше время никуда не ушло».
Она предложила поработать с ней вместе, прежде чем я начну заниматься в группах. Потом она провела со мной медитацию. Когда в моих чувствах воцарилась тишина и я ощутил внутри некую связь, она сказала: «Без человека Земля не может получать энергию с высших уровней бытия. Поэтому, когда мы сознательно работаем, мы позволяем этой энергии прийти на Землю. Иначе на Земле не будет гармонии. И этот разлад можно ощутить».
Меня это поразило. Эта идея есть во многих древних традициях: мысль о том, что человек несет особую ответственность за установление и сохранение гармонии во Вселенной и что без нашего сознательного участия в мире не будет порядка.
Она сказала: «Нужно привести тело и ум, иной ум, не тот, который обычно имеют в виду, – к одной и той же частоте вибраций. Тогда возникает связь, как между мужчиной и женщиной, и рождается ребенок – новое чувство. Высшая энергия с нами рядом, но мы не получаем ее, потому что утратили целостность. Предназначение человека на Земле – сделать возможным обмен энергией между Землей и высшими уровнями существования. Это невозможно без связи между телом и умом».
Должно быть, она ощутила во мне некую тягу к монашеской жизни, к аскетизму. Будто в ответ на мой молчаливый вопрос она добавила: «Не то чтобы мужчина не должен иметь отношений с женщинами, отказаться от еды или чего-то еще. Не нужно менять себя, каков ты есть. Но для чего это? Все, что человек делает, вся жизнь – не для него самого, а ради чего-то еще. Ради высшей энергии».
Я задумался: может, эта потребность служить высшей энергии и движет теми, кто посвятил себя Работе. Мне кажется, в этом куда больше смысла, чем в том, чтобы стремиться к «личному росту» или достичь «бессмертия».
Мне давно не давал покоя вопрос: для действия в мире нужна сила, а для приобщения к царству духа – легкость, и как это увязать? На практике, как правило, меня уводит либо в одну, либо в другую сторону. Я понимаю, что это надо как-то уравновесить. Если не ошибаюсь, Майстер Экхарт сказал: «То, что мы получаем в созерцании, мы отдаем в любви».
* * *
На следующей встрече мадам де Зальцманн спросила: «А теперь какой у вас вопрос?» Я понимал, с каким трудом дается мне восприятие, что я не работаю и не заинтересован в этом. Я просто сплю – в прямом и переносном смысле слова. Очевидно, человек должен знать, над чем он работает. Она часто повторяла, что все время нужно пытаться над чем-то работать. Однажды она мне сказала, что добровольное страдание – это когда видишь безразличие учеников к работе и их непонимание и все-таки не теряешь надежды. Я ощутил, что лишь умножаю ее страдания. Мне стало стыдно. По какой-то причине я вспомнил слова Христа о том, что смоковница, не приносящая плода, будет проклята и засохнет. Тогда меня охватил не-ведомый прежде страх.
Но даже раскаяние и страх, похоже, по-настоящему ничего во мне не меняют. Я знаю, что должен работать. Я понимаю это, но не действую в соответствии с этим пониманием. До какой степени ведения и страдания нужно дойти, чтобы я это глубоко прочувствовал и начал действовать?
Мадам де Зальцманн сказала: «То, что вы испытываете на уровне чувств, поверхностно. Нужно достичь глубины. Работайте в течение двух часов или в течение утра и наблюдайте за собой, за глубиной ощущений. Возможно, вы именно это и пытались делать, но следует приложить больше усилий. Вам нужно работать с другими людьми. Когда мы работаем вместе с кем-то, мы достигаем определенной связи с высшей энергией».
Она подчеркнула, что жалеть себя не надо. Она сказала:
Иногда мсье Гурджиев обращался с людьми очень сурово. Он говорил: „Vous merde; et pas seulement merde, mais mousse de merde" («Вы дерьмо; и не просто дерьмо, а жидкое дерьмо»). А потом, немного погодя, он говорил совершенно другим тоном: „Oh, tres honore, Mister Merde…" («О,я польщен,Господин Дерьмо…»). На него невозможно было злиться.
Спрашивайте с себя. Если вы работаете и ничего не добиваетесь, наказывайте себя. Лишайте себя того, что вам нравится. Но имейте терпение. Не злитесь на себя и не мучьте себя Не пытайтесь достичь всего сразу, работайте медленно, постепенно. Все время работайте над чем-нибудь. Лень глубоко укоренилась в вас. Вам нужно понимать это и бороться с ней».
Париж, май 1980