«Quis suis-je?» («Кто я?»). Мадам де Зальцманн начала сегодня медитацию с этого вопроса. Я ощутил, насколько это верно, точно и по существу. В конце концов это и есть самый главный вопрос. Самая суть. Нет смысла изучать теологию или космологию, если ты не познал себя. Как можно что-то измерить, если нечем измерять? И если не знать, что измеряешь? Майстер Экхарт сказал, что душа бесконечна, как Бог, и нет иного пути к Богу, кроме как через душу человека. Видимо, это правда.
Я спрашиваю себя: «Почему я хочу увидеть мадам де Зальцманн? Что мной движет – тщеславие? Почему мне нужно заниматься с ней один на один? Что мне нужно на самом деле?» Я вижу, что должен работать еще упорнее. Но я не всегда понимаю, что связывает меня с Работой. Учение Гурджиева – это мой путь? Среди учеников очень мало людей, с кем я внутренне не спорил бы. Мадам де Зальцманн – единственная, к кому я испытываю безграничное уважение. Что есть Путь? И какой мой путь? Что именно я должен делать?
В целом я вижу, что все, что делается во имя Работы, включая то, что делаю я, весьма буржуазно и теплохладно. А в мадам де Зальцманн есть огонь. Она требует горения и от себя, и от других. Теперь она слишком стара, слишком далека от всего земного, ее не волнует, на кого какое впечатление она производит и чье самолюбие надо поберечь, она сосредоточена лишь на том, что должна совершить. Рядом с ней я чувствую, что загнан в угол. Я не могу вытворять свои обычные фокусы: не могу очаровать ее или уверить в пользе моих интеллектуальных выводов. Рядом с ней я либо горю, либо страдаю – и иногда в этом огне очищаюсь, – либо придумываю себе оправдания, и страдает она, терпеливо слушая и не теряя надежды. Часто я понимаю потом, что поберег себя, увеличив бремя ее страданий, и упустил возможность оправдать свое существование.
Я предстал перед мадам де Зальцманн по прибытии в Париж, о время своего ежегодного (так уж повелось) паломничества на несколько недель. Просто трудно поверить, что с нами есть такой человек и что можно учиться у нее. Она, как и всегда, проявила ко мне большое великодушие. По ее мнению, мне следует особенно поработать над танцами: продолжать участвовать с другими в тихой работе, завершая ее медленными, экономными движениями. Она особо подчеркивала, что важно правильно настроить тело. Тело должно быть полностью расслабленным, но без автоматизма. Она сказала: «Продолжайте работать с другими, вести профессиональную деятельность, читать лекции, писать книги и статьи. Когда вам нужно, исчезайте ненадолго и будьте наедине с собой. В одиночку работать тяжело, особенно теперь». Потом она прибавила: «Самое главное – это сознательно страдать. Постоянно ощущайте, что связи нет».
Она сказала: «Мсье Гурджиев говорил: "Умрите для себя". Это не значит, что нужно умереть. Это значит, что нужно умереть для всех своих привычек».
Я осознаю, что я есть то, что мне привычно. Если я умру для этого, я умру на уровне привычного. Следовательно, стану свободным от этого уровня. Освобождение и смерть для того, что привычно, – это одно и то же.
После занятия по travail special, как называют тихую работу в Парижском Фонде, кто-то мне сказал: «Тебе достаются все трофеи». Меня эти слова удивили и поразили. Я чувствую, что часть меня также мыслит в терминах наград и наказаний и радуется «трофеям». Но что-то во мне знает, что участие в медитации или в занятиях танцами – это участие в ягъе, в обмене энергией, означающем принесение чего-то в жертву. «Трофеи» на самом деле стимулы на этом пути, они призывают нас к страданию. Я отчетливо ощутил, что получить «трофеи» – значит услышать призыв к преднамеренному страданию. Я уверен, что люди, несущие на своих плечах большую ответственность за Работу, страдают больше, нежели остальные. В этом почти вся суть ответственности. Мадам де Зальцманн, конечно же, страдает.
Смысл в том, чтобы не страдать глупо или неосознанно.
* * *
На занятии в мужской группе сегодня вечером мадам де Зальцманн много раз подчеркивала, как важно, чтобы тело находилось в правильном положении. «Ваше тело препятствует правильной связи между центрами» – таков был общий смысл ее речи. Она сама сидит прямо и совершенно без напряжения, показывая на собственном примере, что значит правильное положение тела и связь с высшей энергией.
Очевидно, что надо научиться сидеть, стоять или ходить правильно. Теоретически возможно сохранять связь с высшей энергией при любом положении тела, верном или неверном Я помню одну встречу с мадам де Зальцманн, когда она не сидела в своей обычной позе. Должно быть, у меня во взгляде читалось осуждение, потому что она сказала, указывая на свою «неверную» позу: «Я могу так сидеть, не утрачивая связи, а вы не можете».
Разумеется, мне нужна всевозможная помощь. Я не должен придумывать себе оправданий, не должен подражать тем, кто сидит в неправильном положении. Мне нужно пребывать в правильной позе, точно также как нужно соблюдать различные правила и установления. Это полезно. Мадам де Зальцманн сказала, что положение тела – это ключ ко всему «Если нога или рука повернуты немного не так, то связь с высшей энергией прерывается и высшая энергия не может проходить». Я вспомнил, что читал о великом дзенском учителе До-гене: еще он говорил о том, как важно соблюдать правильное положение тела.
После встречи мадам де Зальцманн попросила меня пройти в ее комнату. Она спросила, понял ли я то, что она говорила во время встречи. Я ответил, что работал во время встречи, как она велела. Она сказала: «Не совсем! Попробуйте еще раз, и мы поговорим об этом. Позвоните мне завтра».
* * *
Осел хочет идти вперед, но обезьяна упрямится. У меня такое впечатление – и я сказал об этом мадам де Зальцманн на следующем занятии, – что во время медитации мое тело быстрей включается в работу, чем ум, – мысли все время разбредаются.
С головой у меня больше проблем, чем с телом. Она ответила, что я замечаю лишь сопротивление ума, но тело на самом деле сопротивляется еще больше.
Разумеется, слово «тело» может означать все, включая ум. Мне кажется, мадам де Зальцманн подразумевает под этим словом все, что принадлежит уровню Земли. Это понимание несколько отличается от того, к чему я привык. Но в том же значении мы видим слово «плоть» у святого Иоанна Евангелиста. Когда он говорит, что «Слово стало плотью», он имеет виду и ум – тут явно подразумевается нечто гораздо большее, чем буквальное значение слова.
Я подумал: а можно ли каким-то образом помочь телу? Все, что мне приходит на ум, – это пост, воздержание и прочие ограничения. Но мадам де Зальцманн считает, что в этом нет особенной пользы, если это не связано с Работой. Она сказала: «Самое важное – сознательное страдание. В разных религиях и традициях разработали разнообразные практики, которые заставляют страдать, но затем все забыли, для чего это нужно».
* * *
Меня пригласили на завтрак с мадам де Зальцманн и Мишелем. Мишель сказал мне, что Гурджиев часто его спрашивал: «Что ты выберешь: дьявола, который приведет тебя к Богу или бога, который приведет тебя к Дьяволу?» Гурджиев задавал этот вопрос довольно часто, и каждый раз надо было придумывать свежий и правильный ответ. Я задумался, что бы я выбрал.
Мы говорили на общие темы. Я заметил, что все проявления низшего я очень примитивны. Мадам де Зальцманн задумалась, а что было бы, если б не было низшего я. Она сказала: «Когда появляется истинное Я, эго встает на свое место. Мсье Гурджиев кому-то советовал развивать свое я, потому что они были слишком слабы. Потом, когда эго переставало быть нужным хозяину, мсье Гурджиев советовал погрузить его в холодную воду».
Под словом «эго», похоже, она подразумевает все, что мы себе присвоили. Я понимаю, что есть разница между присвоенным и присущим личности изначально. Реализовать себя – не значит самоутвердиться. Истинное Я, которое достойно воплощения, не есть то, что мы присвоили. Однако без определенной формы или упорядоченности энергий не может быть ответственности и нельзя предпринять никакое действие. Таким образом, для того, чтобы воплотить свою личность, выразить истинное Я, нужна определенная форма, способность действовать и брать на себя ответственность. Нельзя сказать, что Иисусом Христом руководило его эго, но даже ему нужно было обрести тело, чтобы исполнить волю своего Отца. Свобода от эго не означает потерю личности, иначе просветленной душе уже незачем будет жить и она может просто умереть. Почему Будда стал учить других? Он ведь не получил от этого никакой личной выгоды.
Этот мир – ошибка? Неужели единственная цель инкарнации – выбраться из этого мира? Должен ли человек просто стать духом без каких-то отличительных черт? Мадам де Зальцманн часто говорит о том, что важно действовать в этом мире. Истинный вопрос в том, как посвятить себя позитивному действию, свободному от личной корысти и, самое главное от эгоизма. Как быть собой, но не быть поглощенным собой? Как обрести себя истинного, не делая истиной самого себя?
Нужно четко видеть разницу между тем, что мы присвоили, и тем, что присуще нам изначально. Индуисты, как правило, желают отринуть и то, что присвоено низшим «я», и то, что присуще личности; они стремятся к тому, чтобы пребывать в самадхи, в недеянии. Христиане пытаются спасти душу, спасти свою личность, но часто в итоге начинают искать своего? Ни высшее Я само по себе, ни эго не дают ответов. На любом уровне нужно их взаимодействие. Тогда низшее я человека уподобляется линзе, которая улавливает и фокусирует солнечный свет высшего Я, и таким образом в мире будет поддерживаться надлежащий порядок. Нужно ни одно или другое само по себе, но верное отношение между ними. Это так на всех уровнях бытия. Как сказала мадам де Зальцманн: «Даже у ангелов есть эго, из более тонкой материи. И им так же трудно совладать с ним, как и человеку».
Париж, апрель–май 1982