проведенная мной 12 декабря 1930 года, на встрече вновь сформированной группы, на которую снова были допущены члены так называемой группы Ориджа. Зал был заполнен до отказа.
Я хочу перед тем, как начать излагать суть
этой моей четвертой беседы, описать, и даже,
по возможности, изобразить, несколько
событий, которые имели место среди членов
этой группы Ориджа после того, как я
предложил им подписать ту самую «обязательственную
расписку», упомянутую в предыдущей главе.
Я хочу описать эти события и
разнообразные последствия, вытекающие из
них, которые неожиданно породили даже для
меня самого весьма благоприятно
сложившиеся обстоятельства, главным
образом потому, освещая это истинным, а не
рекламным, как принято в Америке, светом,
что благодаря им можно было бы дать
внутреннему зрению каждого читателя очень
хорошую картину для понимания того, как
сильно развито в этих американцах,
считающихся по всей Земле среди
современных людей наиболее культурными,
чувство, которое называется «стадным
инстинктом», которое стало неотъемлемым
свойством современных людей вообще и
проявляется в том факте, что человек не
руководится в своих действиях своим
собственным разумом, но слепо следует
примеру других, и что уровень развития его
мышления — в смысле его способности делать
логические сопоставления — в действительности очень низок. Я хотел бы также
показать, что, благодаря этим моим
описаниям, будет освещена и станет
очевидной каждому читателю моих писаний по
крайней мере одна сторона того обычая,
существующего в процессе нашей общей жизни,
который распространен везде, особенно
среди американцев, и состоит в том, что люди,
в своем стремлении достичь одной и той же
цели, разделяются на различные так
называемые «партии», которые, по моему
мнению, особенно в эти последние годы,
приняли характер наибольшей, так сказать, «чумы»
нашей современной общей жизни.
Эти события, которые своим содержанием
могут также служить цели, которую я
поставил себе в изложении этой серии — то
есть они могли бы также носить
инструктивный характер — происходили в
следующем порядке:
После того, как я объявил на общей встрече
о необходимости подписать упомянутое
обязательство и установил определенный
срок, в который оно должно быть подписано,
они почти в тот самый вечер, как я узнал
впоследствии, разделившись на отдельные
группы, сначала ходили по улицам, а затем,
отправившись в различные ночные «Чайльдсы»,
как они их называют, или на квартиры тех, чьи
так называемые «домашние тираны», обычные в
каждом современном доме, в тот день
отсутствовали, почти до самого утра
возбужденно рассуждали и спорили о том, что
им делать.
На следующий день с самого раннего утра,
встречаясь и разговаривая по телефону
также с теми из своих товарищей, которые не
присутствовали на этой общей встрече, они
продолжали свой обмен мыслями и мнениями, и
в результате всех этих их дискуссий и
обсуждений в тот же самый вечер среди них
образовалось три независимых партии с
разными отношениями ко всему происшедшему.
Первая партия состояла из тех, кто решил
не только подписать требуемое мной
обязательство, но также в будущем
безусловно выполнять все виды распоряжений
и указаний, исходящих исключительно от меня
лично.
Вторая состояла из тех, в психике которых
по непостижимым, по крайней мере для моего
ума, причинам сформировался в это короткое время некий странный фактор,
принуждающий всю их индивидуальность не
признавать абсолютно ничего исходящего от
меня, но оставаться верными тому, кто в
течение нескольких лет был для них, как один
из них сам это выразил, «не только учителем
и воспитателем, но даже как бы их «любящим
отцом», то есть мистеру Ориджу.
Третья часть состояла из тех, кто отложил
свое решение, ожидая ответа на телеграмму,
посланную ими мистеру Ориджу с вопросом,
что им делать.
Присоединившиеся к первой партии, все до
последнего человека, подписали
обязательство до окончания назначенного
срока.
В психике тех, кто составлял вторую партию,
как впоследствии выяснилось, этот
упомянутый странный фактор, по мере того,
как истекал срок, назначенный для
подписания обязательства, прогрессивно
усиливался и достиг такой степени, что
каждый из них, по своему, так сказать, «воинственному
воодушевлению» и накалу противоборства со
мной мог бы «стоить дюжины» знаменитых
древних балшакариан, защищавших свой идол «Тантсат-рата»
от дьяволов, специально посланных к ним из
ада.
А что касается тех моих прелестных «деликатных»
американских последователей моих идей,
которые составили третью партию, то это
именно они всей своей группой показали и
доказали тот современный уровень развития
логического мышления, который считается в
современной жизни на Земле одним из
наиболее цивилизованных.
Различные нюансы сложных, тонких и умных
результатов проявления этого их «логического
мышления» стали тогда очевидны всем
окружающим, и особенно мне, из того факта,
что, получив известия о скором прибытии к
месту действия самого мистера Ориджа, так
как он был уже в пути, они начали изобретать
все виды «коварных» обстоятельств, якобы не
зависящих от них, и начали доводить эти «идеально
хорошо» придуманные ими обстоятельства до
сведения моего бедного секретаря, и делали
это большей частью не сами, а через других
по телефону.
Все это они делали с целью отложить свое
окончательное решение до прибытия мистера
Ориджа, готовя таким образом на всякий
случай уважительную причину неподписания
обязатсльства в назначенный срок.
За два дня до четвертой общей встречи этой
группы, реорганизованной мной на новых
принципах, в Нью-Йорк наконец прибыл сам
мистер Оридж, уже информированный обо всем,
что происходило здесь в его отсутствие.
В самый день своего приезда он через моего
секретаря попросил о личной встрече со мной.
Признаюсь, я не ожидал этого, потому что,
как было мне известно, многие члены группы
писали ему обо всем случившемся здесь и в
частности, конечно, о моем не раз
повторенном не очень лестном мнении о нем.
Вначале на его просьбу я хотел ответить,
что могу с удовольствием встретиться с ним
как со старым другом, но при одном
определенном условии, что не должно быть
никаких разговоров ни о каких
недоразумениях, а также о различных моих
новых заявлениях, которые я сделал за время
его отсутствия в присутствии людей, бывших
членами его группы, но вместе с тем, помня
тревожные новости, полученные мной час
назад о плохом обороте моих материальных
дел, связанных со сбытом товаров,
привезенных моими компаньонами, я решил
отложить ответ, чтобы подумать о нем
получше, потому что в это время во мне
зародилась мысль: нельзя ли использовать
такую просьбу для моих собственных целей,
учитывая, что мое первоначальное решение не
использовать членов этой группы для
осуществления цели этой моей поездки к
этому времени уже изменилось вследствие
проявлений некоторых из них, проявлений
совершенно недопустимых и недостойных
людей, которые уже несколько лет были в
контакте с моими идеями, и особенно потому,
что, как казалось, они много думали о них и
хорошо усвоили.
Обдумывая и сопоставляя всевозможные
результаты, которые могли возникнуть в
различных случаях, я решил ответить ему
через того же моего секретаря следующим
образом:
«Самый спокойный, уравновешенный, самый
многообещающий и особенно ценимый мной
Мистер Оридж!
После всего, что произошло здесь, как Вы,
зная меня, понимаете, я больше не имею права
встречаться с Вами на прежних условиях, даже просто как со старым другом.
Теперь, не нарушая моих принципов,
большинство из которых Вам известны, я могу
встретиться с Вами и даже, как раньше,
заняться процессом «переливания из пустого
в порожнее», исключительно если Вы также,
Мистер Оридж, подпишете то обязательство,
которое было предложено мною всем членам
группы, которой Вы руководили».
Получив этот ответ, мистер Оридж, к
великому изумлению близких мне людей,
приехавших со мной, немедленно пришел на ту
мою квартиру, где жили некоторые из этих
людей, среди которых был мой секретарь, и
прежде всего, без возражений, подписал
обязательство; затем, очевидно копируя — как
мне потом рассказывали — мою обычную позу,
когда я сижу, он начал очень спокойно
говорить следующее:
«Хорошо зная, — сказал он, — конечно,
благодаря мистеру Гур-джиеву, разницу между
проявлениями человека, порожденными его
реальной природой, которая есть чистый
результат его наследственности, и
проявлениями, порожденными его «автоматическим
мышлением», которое, как он сам определяет
его, является просто результатом всех видов
случайных впечатлений, усвоенных без
всякого порядка, и, будучи в то же время
хорошо информированным из писем,
посылавшихся мне различными членами
здешней группы, обо всем, имевшем место
здесь в мое отсутствие, я сразу понял, безо
всякого сомнения, что скрывается за
предложением, сделанным мне мистером
Гурджиевым, которое на первый взгляд
казалось совершенно абсурдным —
предложение мне подписать также, как другим,
это обязательство, которое должно лишить
меня права иметь какие-либо отношения не
только с членами этой группы, которой я
руководил так долго, но, как бы странно это
ни звучало, даже с самим собой.
Я понял это сразу, очевидно потому, что в
течение этих последних дней я очень много
размышлял об отсутствии согласия между
моей внутренней убежденностью и тем, что
мистер Гурд-жиев называет «исполнением
здесь моей роли», и тяжелое, неприятное
чувство, вызванное во мне искренним
осознанием этого несоответствия, все более
и более усиливалось.
В моменты моего спокойного состояния,
особенно в течение прошлого года, я внутренне часто с
искренностью признавал это противоречие
моих внешних проявлений с идеями мистера
Гурд-жиева и, следовательно, вред моего
словесного влияния на людей, которыми я
руководил, так сказать, согласно его идей.
Говоря откровенно, почти все впечатления,
полученные от того, что мистер Гурджиев
говорил здесь на общих встречах и отдельным
членам нашей группы обо мне и моей
деятельности, в точности соответствует
моему собственному внутреннему убеждению.
Много раз- я сам намеревался положить
конец таким своим двойственным проявлениям,
но различные обстоятельства жизни
постоянно препятствовали мне начать делать
это с требуемой решительностью.
Получив от него теперь, — продолжал он, —
на первый взгляд абсурдное предложение, но
зная привычку моего Учителя «всегда иметь
глубокие мысли под обычными, так сказать,
бессмысленными внешними проявлениями» я,
раздумывая не больше минуты, ясно понял, что
если я не воспользуюсь этой возможностью
избавиться раз и навсегда от моего такого, я
должен сказать, «двуличия», я не смогу этого
сделать никогда.
Я решил поэтому начать с подписания
обязательства, требуемого мистером
Гурджиевым, и в то же время я даю свое слово
в присутствии всех вас, что с этого момента
я не буду иметь никакой связи ни с кем-либо
из членов прежней группы, ни даже с прежним
самим собой, на основе прежних взаимных
отношений и влияний.
Я очень хочу, конечно, если мистер
Гурджиев позволит, стать с этого дня
обычным членом этой теперь
реорганизованной новой группы».
Это философствование мистера Ориджа
произвело на меня такое сильное
впечатление и вызвало такую странную
реакцию в моей своеобразной психике, что
теперь, даже при очень сильном желании, я не
могу удержаться от того, чтобы не
рассказать об этом и не описать в стиле
моего бывшего учителя, теперь почти Святого,
Муллы Наср Эддина, окружающие условия, в
которых происходил процесс усвоения в мое
Бытие так сказать «цимеса» вышеупомянутого
философствования моего дорогого «англо-американского delicatesse», мистера Ориджа,
который был многие годы в Америке почти
главным представителем и толкователем моих
идей.
Когда они рассказали мне о том, что он
приходил и о его философствовании о том
предложении, которое я ему сделал, и его
решении также подписать это обязательство,
я был на кухне, готовя, так сказать, «блюдо
центра тяжести», как его называют мои «тунеядцы»,
которое я готовил каждый день во все время
пребывания моего в Нью-Йорке с целью,
главным образом, иметь какое-то физическое
упражнение, при этом посвящая каждый день
приготовлению какого-то нового
национального блюда одного из народов,
населяющих все континенты.
В тот день я готовил любимое блюдо народов,
населяющих пространство между Китаем и
Российским Туркестаном.
В тот момент, когда мне пересказывали
подробности прихода мистера Ориджа и его
тонкие философские рассуждения, я взбивал
желтки яиц с корицей и помпадором.
И когда внешнее звучание некоторых из
говорившихся им предложений начало
восприниматься мной — никто не знает почему
— как раз в центре между двумя полушариями
моего мозга, во всей той совокупности
функционирования моего организма, которая
вообще порождает в человеке «чувство»,
постепенно начался процесс подобный
переживанию чувства, называемого «эмоцией
растроганности», и я вдруг, без всякого
соображения, вместо щепотки имбиря, вывалил
в кастрюлю левой рукой весь имевшийся в
кухне запас молотого каиеннского перца,
действие, которое совсем не свойственно мне
во время такого, для меня, священного
ритуала как приготовление композиции для
получения необходимого гармонического
вкуса какого-то блюда, существовавшего на
земле с давних времен; и, ритмически и со
всей силой размахивая правой рукой, «нанес
удар по спине» моему бедному секретарю по
музыке, в то время на кухне мывшему посуду, а
затем бросился в свою комнату, упал на диван
и, зарывшись с головой в диванные подушки,
которые, кстати, были наполовину изъедены
молю, зарыдал горькими слезами.
Я продолжал рыдать, конечно, без всякого
разумного основания, но лишь охваченный
полностью-овладевшим-мной и поинерции-продолжающимся переживанием
упомянутой эмоции, пока мой друг доктор,
который сопровождал меня в Америку, заметив
случайно начало психического состояния, до
тех пор неизвестного ему, вошел в комнату с
большой бутылкой шотландского виски,
специально приготовленного для
американцев. После того, как я глотнул
немного этого его медицинского средства,
хотя физически я немного успокоился, но
судорога, начавшаяся в левой половине моего
тела, продолжалась до самого ужина, а именно
до момента, когда я и все бывшие со мной люди
были вынуждены, за отсутствием какой-либо
другой пищи, есть это блюдо, которое я так
неумеренно поперчил.
Какое переживание началось во мне и какие
результаты были установлены в моем
сознании от ассоциаций, происходивших в
моем мышлении из-за этого неумеренно
поперченного блюда, я не буду описывать в
этом месте моих писаний, потому что только
что ко мне пришла идея сделать эту
информацию исходной базой для некоторого в
высокой степени назидательно-инструктивного
вопроса о психике современного человека,
рожденного и воспитанного на европейском
континенте, который я предполагаю осветить
со всех сторон в одной из следующих книг
этой третьей серии моих писаний.
То, как я использовал для своих, в
объективном смысле, справедливых целей
проявления в данном случае мышления,
развитого до высочайшей степени
современной цивилизации, этих, так сказать,
представителей американцев, будет видно из
следующего:
Когда на следующий день после визита
мистера Ориджа, я начал получать с ранних
часов утра многочисленные просьбы от его
адептов, почти умоляющие меня внести их в
список членов этой новой группы, я дал
распоряжение отвечать всем им следующее:
«На следующую общую встречу вновь
организованной группы любой из бывших
членов группы Ориджа может быть допущен
лишь при двух следующих условиях:
Первое условие — это заплатить штраф за
неподписание обязательства в назначенный
срок в размере суммы долларов, соответствующей материальным возможностям
данного человека, которая будет
установлена комитетом, специально
выбранным для этой цели, из нескольких
членов прежней группы.
Второе условие в том, что все те, кто
выполнил первое условие, то есть
немедленную уплату наложенного на них
штрафа, который ни при каких
обстоятельствах не будет им возвращен,
будут записаны на время только как
кандидаты в новую группу, и только после
определенного установленного срока будет
решено, в зависимости от выполнения или
невыполнения ими последующих условий, кто
достоин остаться в группе как полноправный
член, а кто должен будет безусловно
оставить группу».
В тот же самый день был сформирован
комитет из четырех членов группы по моему
выбору, которые вместе со мной установили
семь степеней штрафов.
Первый и самый высокий штраф был назначен
в сумме 3648 долларов, второй в 1824, третий в 912,
четвертый в 456, пятый в 228, шестой в 114, и
последний и самый низкий в 57.
К общей сумме всех штрафов были добавлена
цена, которую я установил на
стенографические копии бесед, проведенных
мной на первых трех встречах новой
экзотерической группы — необходимые тем,
кто отсутствовал на них, для понимания моих
последующих бесед: с первой группы, то есть
тех, кто безусловно подписал обязательство
— 10 долларов; с тех, кто принадлежал ко
второй группе, то есть кто не признавал
ничего исходящего от меня — 40 долларов; а с
тех, кто принадлежал к третьей группе, то
есть тех, кто решил ожидать прибытия
мистера Ориджа — 20 долларов.
Все это составило сумму в 113 000 долларов,
которую я разделил на две равные части, одну
из которых взял себе, а другой положил
начало формированию фонда взаимопомощи для
материально нуждающихся членов этой первой
организованной мной экзотерической группы,
группы для коллективного само-совер-шенствования
с программой, уже построенной в точном
соответствии с моими идеями.
И вот, эта упомянутая моя четвертая беседа,
общее содержание которой я хочу сейчас
привести, имела место на этот раз в
присутствии самого мистера Ориджа и
нескольких из его бывших так сказать, «первостепенных» защитников,
теперь сидевших, конечно, «с хвостами,
зажатыми между ног», и выражениями лиц
неизменяемо «маслеными».
В тот вечер, после демонстрации музыки,
как обычно, сочиненной за день до этого, и
после исполнения по установившемуся обычаю
моим секретарем по музыке и по выбору и
желанию большинства присутствующих двух
произведений из моей ранней музыки, я начал
так:
«Согласно всем историческим данным и
здравому логическому размышлению человек,
в сравнении с другими внешними формами
жизни, появляющимися и существующими на
земле, как по телесной организации, так и по
уровню сложности формы функционирования
его психики во всех видах восприятия и
проявления, должен быть, среди этих других
внешних форм жизни, на самом деле
превосходящим и так сказать «ведущим» в
регулировании правильности обычной жизни,
а также в проявлении признаков достойного
оправдания смысла и цели своего
существования в процессе осуществления
того, что предопределено нашим ОБЩИМ ОТЦОМ.
В общем процессе многообразной жизни на
Земле, как показывают нам эти самые
исторические данные, это так и было вначале,
и только впоследствии, когда возникло в
психике людей -главным образом из-за их
порока под названием лень — и с каждым
поколением начало увеличивать силу своего
действия на их общее бытие то «нечто»,
которое автоматически принуждает это их
общее бытие постоянно желать и стремиться
достичь покоя, и с тех пор, с усилением в
человеке действия этого их
фундаментального зла, в той же пропорции
стало возрастать их отдаление от общей
жизни, идущей на Земле.
Так же как правильность функционирования
каждого из наших относительно независимых
органов зависит от правильности ритма
общего функционирования всего организма,
так и правильность нашей жизни зависит от
правильности автоматической жизни всех
внешних форм жизни, возникающих и
существующих вместе с нами на нашей планете.
Поскольку общий ритм жизни на Земле,
порожденный космическими законами, состоит из совокупности
всех ритмов как человеческой жизни, так и
всех других внешних форм жизни, то
ненормальности ритма любой одной формы
жизни, или даже только дисгармония, должны
неизбежно вызывать ненормальность и
дисгармонию в другой форме жизни.
Я начал говорить на такую абстрактную
тему, на первый взгляд далекую от той,
которую я предопределил вначале для вашего
непосредственного интереса, главным
образом потому, что желая сегодня объяснить
вам метод выполнения, так сказать, «кардинального»
упражнения для сознательной
кристаллизации в вас первого из семи
психических данных, присущих только
человеку, я хочу дать вам информацию об этом
аспекте объективной истины, для точного и
широкого понимания которого необходимо
сделать такое отступление общего характера.
Я считаю важным и для вас очень полезным
заметить, что этот аспект объективной
истины в процессе человеческой жизни был
всегда, с древнейших времен на Земле, одной
из основных тайн посвященных всех эпох и
рангов, и знание его, как это уже
установлено, могло бы само по себе
содействовать увеличению силы усвоения
результатов, происходящих из этого первого,
так же как и других упражнений.
Я хочу разъяснить вам кое-что только о той
совокупности космических веществ и свойств,
присущих этой совокупности, которая не
только в нашей человеческой жизни, но также
в других внешних формах жизни, является
главным реализующим фактором, и которая,
будучи «второй основной пищей», есть ничто
иное как «воздух», которым мы дышим.
Воздух, из которого устроены элементы,
необходимые для нашей жизни, чтобы быть
трансформированными впоследствии в нашем
организме в другие космические субстанции
для нужд общей вселенской реализации, как
каждая определенная космическая
концентрация, состоит из двух видов
активных элементов со свойствами,
совершенно противоположными друг другу в
своей совокупности.
Один вид активного элемента имеет
субъективный процесс эволюционного
стремления, а другой инволюционного.
Воздух, как каждая определенная
космическая концентрация, образованная благодаря всем видам обще-космических
законов и разнообразных вытекающих из них
вторичных законов, зависящих от положения и
взаимодействия, в данном случае, нашей
планеты с другими крупными космическими
концентрациями совокупности веществ,
приобретает и имеет множество
специфических свойств.
Из всего этого множества свойств нам, в
данном случае, нужно знать о том свойстве,
которое с давних пор было в процессе
человеческой жизни одной из главных тайн
посвященных всех рангов всех эпох.
Это свойство…»